— Дело в том, — пьяно говорила она, уставившись на болтавшиеся у нее в стакане остатки шнапса и размышляя, насколько сильно они подействуют, — что я не могу понять, то ли мы все больше врозь, то ли мы всегда были очень врозь, а я вот только начала это замечать.
Сигрид из «Скай Артс», режиссер документального фильма о Вермеере, подалась вперед и коснулась руки Софи. Дело шло к двум часам ночи, и они были одними из последних посетителей громадного, сумрачного бара на Гравенстраат.
— Много общего с партнером, — сказала она, — ничего не значит. У нас с Питером одни и те же интересы, политика одна и та же, мнения одинаковые… И что мне это дало?
Она уже изложила Софи — довольно подробно — историю своего кошмарного брака, начавшегося как союз душ, а завершившегося домашним насилием.
— Питер оказался говном, — сказала она. — Лживым говном. Предательским говном. Буйным говном. Как думаешь, твой муж — говно?
— Нет, — сказала Софи. — Однозначно нет.
— Ты его любишь?
Софи помедлила. Вопрос казался невозможным.
— Наверное…
— Он тебе нравится?
— Да. — Без запинки.
— Ты ему доверяешь?
— Да.
— А жизнь свою ему доверишь?
— Да, доверю.
— Тогда, бля, держись за него. Ну проголосовал он за консерваторов на последних выборах, а ты — за лейбористов, и что? Жизнь к этому не сводится. Мой бывший муж был социалистом и при этом разбил мне лицо однажды вечером — за то, что я задержалась у подруги.
— Да, — сказала Софи. — Конечно. Ты совершенно права.
— Если тебе кажется, что вы все больше врозь, будь к нему поближе. Приложи усилия. И тогда он, возможно, заметит это и постарается быть поближе к тебе.
Софи неуверенно покивала и повторила:
— К нему поближе…
— Не знаю… Поезжай, сыграй с ним в этот его дурацкий гольф. Покажи готовность. Не ужас же будет? По крайней мере физкультура и свежий воздух.
Вот так Софи через несколько дней оказалась здесь. Провести воскресное утро в «Загородном гольф-клубе» в Кёрнел-Магне — там, где еще пять лет назад ноги бы ее не оказалось. И в голову бы не пришло, что она, шагая под солнцем рука об руку с мужем, наконец обретет Глубокую Англию, — и что получится совсем не так плохо.
— Как думаешь, что он из всего этого извлекает? — спросила она у Иэна, кивая на мистера Ху.
— Думаю, у них в Китае тоже есть поля для гольфа, — ответил он.
— Да, конечно, и все-таки… из вот этого. — Она обвела рукой окрестности. — Это же все такое стереотипно английское. Я вот думаю, не кажется ли ему это все экзотикой.
— Уверен, ему это страшно нравится.
Мистер Ху Давэй прибыл в Великобританию на несколько дней, чтобы укрепить деловые отношения с Эндрю Бишопом, отцом Саймона. Эндрю посвятил свою трудовую жизнь молочному скотоводству и как раз переоснащал то, что исходно было маленькой семейной фермой, в расширяющееся международное сельхозпредприятие. Мистеру Бишопу уже было хорошо за шестьдесят, но никакого желания уйти на покой и никакого недостатка в идеях он не выказывал: только что обнаружил выгодный новый рынок экспорта в Китае, где британское молоко имело крепкую репутацию, а ультрапастеризованное молоко пользовалось особенно высоким спросом. На прекрасной ферме Бишопов XVIII века постройки мистер Ху гостил с четверга и получил полное удовольствие от визитов в доильные сараи и на фабрику переработки, провел вечер субботы в Стратфорде-на-Эйвоне с миссис Бишоп, увенчавшийся посещением «Кориолана» в КШК, а в это утро воспользовался возможностью продемонстрировать свои умения в гольфе — умения впечатляющие. (Игру он завершил с форой в три очка.) Мистер Ху играл в паре с Эндрю против Иэна и миссис Бишоп — Саймон все выходные работал, — и после четырех лунок они уже опережали на два очка.
— Давайте же, Мэри, — приговаривал Иэн, стоя рядом со своей партнершей, пока она примеривалась к очередному удару. — Мы справимся. Отыграемся.
Мяч Мэри лежал посередине фервея, но до лужайки не долетел почти пятьдесят ярдов. Если на этот раз закинет мяч так, чтобы его потом можно было загнать в лунку, ей все равно удастся закончить в регламенте. Но она сильно зарезала мяч: длина полета была рассчитана хорошо, но мяч унесло за край лужайки.
— Досада, — проговорила она.
— Не беда, — сказал Иэн. — Не все потеряно.
Вопреки этому утешению, Мэри, шагая дальше, качала головой, укоряя себя за такой перекос. А затем:
— Я так поняла, вы были в Амстердаме, — обратилась она к Софи, когда они приблизились к лужайке. — Милый город, правда? Я туда ездила с Женским институтом, один раз, много лет назад. Хорошо вам там было? Так важно время от времени делать передышку, верно?
— Ну, — сказала Софи, — получилась не очень-то передышка. Хотя я…
— Мы с Эндрю постановили раз в пару месяцев ездить куда-нибудь, — говорила Мэри — явно не самый лучший на свете слушатель. — Всего за один этот год мы были… дайте вспомнить… Будапешт… Севилья, божественно… Бари, необычайные морепродукты… Таллин…
— А, да, — сказала Софи, — мы были в Таллине. Очень коротко. Останавливались там с Иэном, среди прочих мест, когда…
— И всё прямыми рейсами из Бирмингема, — продолжала Мэри. — Удивительно, да? За последние несколько лет он стал настоящим международным узлом. Мы посетили такие уголки Европы, куда иначе бы ни за что не попали.
— Замечательно, — сказала Софи, не придумав ничего лучше.
— Кому вообще надо теперь ехать в Хитроу или Гэтвик в наше время? У нас тут вся Европа под рукой.
* * *
Разговор с мистером Ху состоялся у Софи только к седьмой лунке. Мяч у него оказался примерно в тридцати ярдах от лужайки, мистер Ху достал айрон номер восемь и выбрал рискованный удар — прямо через обширный бункер, но проскочил его, не перемахнув через лужайку, и мяч приземлился в приятной близости от лунки.
— Я не знаток, — сказала Софи, — но, по-моему, вам эта игра неплохо дается.
— Дома, — проговорил он, — я играю два-три раза в неделю. Но тут по-другому. Тут особенно.
— В каком смысле?
— В гольф нужно играть здесь, — объяснил он, обводя жестом округу. — В Англии. В «зеленой Англии родной»
[97]. — Они двинулись дальше. — Вы преподаете в университете, верно? Об Уильяме Блейке знаете?
— Немного. Скорее как о художнике, чем как о писателе, честно говоря.
— Это стихотворение, «Иерусалим», оно очень красивое. Но я в нем разобраться не могу.
— Почему?
— «Возникнул Иерусалим». Там так говорится, я не ошибаюсь? Но такого слова нет — «возникнул». Это неправильное слово.