Но кого за это винить? Они с Кориандр последнее время едва разговаривали. Более того, он бы и не поверил, что отец с дочерью вообще способны делить столь тесное пространство обитания и при этом существовать в столь фундаментальном неведении о жизни друг друга.
С того вечера, когда состоялась церемония открытия Олимпийских игр, в доме Гиффордов-Андертонов произошли масштабные перипетии. Дуг и Франческа разъехались — без особых сердечных мук с обеих сторон. Он перебрался в двухкомнатную квартирку в Нижнем Холлоуэе, неподалеку от Каледониан-роуд. Как он узнал (из колонки «Дневник лондонца» в «Ивнинг стэндард»
[87]), Франческа недолго думая начала встречаться с неким недавно разведшимся телепродюсером, который, по слухам, входил в сотню самых богатых людей в стране. Кориандр, чье давнишнее презрение к материным ценностям и образу жизни получили во всем этом мощное подтверждение, дождалась своего шестнадцатилетия и воспользовалась законным правом покинуть уют Челси и съехаться с отцом. Она также бросила частную школу в Западном Лондоне и пошла в старшие классы государственной школы в Кэмдене, что было убийственно модно среди дочерей либеральной интеллигенции Северного Лондона.
Дуг вскоре обнаружил, что не очень-то скучает по прелестям сверхбогатства: сокращение его жилого пространства уравновешивалось, с точки зрения Дуга, тем, что больше не требовалось высиживать званые обеды в обществе олигархов или вести учтивые беседы с управляющими хеджевых фондов на дне вручения учебных табелей. И переезд Кориандр его порадовал: он представлял себе их новые отношения, основанные на уютной болтовне за завтраком и возне с домашними заданиями поздними вечерами. Но он кое-что проморгал. Да, его дочь отрицала ценности своей матери, однако Дуговы ее тоже не очаровывали. Более того, она теперь оказалась гораздо левее своего отца. Ее взгляды на расизм, неравенство и политику идентичности были совершенно бескомпромиссными, и она даже не пыталась скрывать, что считает отца в лучшем случае оболваненным, оторванным от действительности умеренным социал-демократом, а в худшем — продажным задохликом, чьи политические компромиссы на самом деле составляли куда более мощную преграду социальной справедливости, чем какие угодно уловки партии тори. Нынешнюю Лейбористскую партию с Эдом Милибэндом во главе (которого консервативные СМИ изображали как марксиста или, по крайней мере, как сына марксиста, что приравнивалось к одному и тому же) она считала бледным бескровным отпрыском нового лейборизма Тони Блэра, непоправимо замаранного преступной ошибкой войны в Ираке, без всякого убедительного или радикального видения, какое можно было бы предложить в ответ на программу жесткой экономии, выдвинутую тори.
— Но это, во всяком случае, меньшее из двух зол, — говаривал ее отец, и она в ответ фыркала.
А болтовня за завтраком… в учебные дни Кориандр выходила из дома в семь тридцать и завтракала с друзьями в местных кофейнях. С теми же друзьями она шаталась по улицам Лондона вечерами и по выходным, обходила бары, клубы, концерты и вечеринки, об истинной сути которых Дуг мог только догадываться (хотя предпочитал вообще об этом не думать). В хорошие дни Кориандр с отцом, если пути их пересекались в кухне или по дороге в ванную, вели себя со сдержанной учтивостью. Но случалось им и сожительствовать неделями напролет, не адресуя друг другу ни единого слова.
Впрочем, 5 мая 2015 года — вечером дня всеобщих выборов — положение в их доме существенно ухудшилось.
* * *
Ночной эфир Би-би-си, освещавший выборы, все шел, и Дуг ошарашенно наблюдал за результатами. Как и все остальные, он считал, что выборы получатся напряженными и, вероятно, приведут к подвешенному парламенту. Экзитпол в десять часов вечера уже показал, что такого не случится. Далее оставалось лишь ждать, пока проголосуют ключевые избирательные округа. Когда Нанитон оказался за тори — в час пятьдесят пополуночи, — телеведущие объявили, что выборы выиграны, а все ожидания опрашивающих сокрушены. Невероятно, однако правда.
Дуг согласился написать 1200 слов к шести утра. Не для печатного издания, а только для веб-сайта (за малую толику гонорара, положенного при печатном варианте). Отправился на кухню заварить себе кофе, прежде чем взяться, а затем вновь сел к телевизору, завел на ноутбуке новый документ и принялся печатать:
Способен ли сэндвич с беконом побороть социализм?
Крепкий зачин. Несколько предсказуемый, наверное. Но продолжим.
В конечном счете как еще объяснить необъяснимое? У Эда Милибэнда должен был настать час торжества. Коалиционное правительство за последние пять лет, по сути, не сделало ничего, чтобы завоевать себе популярность у избирателей. Никаких усилий не приложено, чтобы разобраться с глубинными причинами финансового обвала 2008 года, не считая составленной и настойчиво исполненной программы жесткой экономии, последствия которой ощутил на себе каждый житель этой страны, не считая сверхбогатых. Для молодежи из среднего класса уровень зарплат застрял на одной и той же отметке, уровень жизни не вырос. Беднейшие слои понесли самый тяжелый удар — зависимость от продовольственных фондов выросла экспоненциально, а это позор для любой цивилизованной страны.
В половине третьего открылась входная дверь и вошла Кориандр, вид у нее был взъерошенный и недоспавший. Она сбросила пальто и рухнула на диван рядом с ним.
— Ты слышала? — спросил он.
— Ага. Тупые пёзды.
Он вопросительно глянул на нее, поскольку не был до конца уверен, кого она имеет в виду.
— Избиратели, — пояснила она.
— А.
— Идиоты, которые только что проголосовали, чтобы их жизнь стала еще хуже.
Дуг сказал:
— Ну а какой у них был выбор? Раз уж, по-твоему, Лейбористская партия — такое же барахло.
— Верно.
— Ты бы как проголосовала?
Кориандр, которой восемнадцать исполнялось в июне, от этого решения была избавлена. Пожала плечами.
— Я б тяпнула кофе, — сказала она, вставая.
— Мне тоже завари, ладно?
Пока ее не было, по телевизору объявили еще два результата: Брекон и Рэдноршир — и Йовил. И там, и там проголосовали за тори, с сильным перевесом по сравнению с либерал-демократами. Кампания тори безжалостно перла против своих партнеров по коалиции, и теперь, судя по всему, эти усилия вознаграждались. Но Дуг все еще пытался понять почему.
Что же до самого премьер-министра, традиционным тори он никогда, в общем, не нравился, виделся им слишком столичным и общественно-либеральным. Он, может, и считает введение гей-браков своим главным достижением и гордостью, но дополнительных голосов в Средней Англии ему это принесло немного.