Весы Лингамены - читать онлайн книгу. Автор: Роман Орлов cтр.№ 53

Наверное, единственным человеком помимо советника Петрония Галашета, у кого после Совета остался неприятный осадок, был давно знакомый нам Штольм Штольц. И если Петроний, прилюдно высказав свои опасения, в итоге скрепя сердце согласился с большинством и поддержал «проект тысячелетия», то именитый икиппсовец в результате оказался в куда более тяжёлой ситуации. Думы и сомнения следовали за ним по пятам и не отпускали его ни на миг. Учёный, подобно своему коллеге по цеху, в недалёком прошлом так же испытавшему нешуточные страдания и отчуждение, лишился сна и проводил теперь дни в затворничестве; многое в тот момент смешалось в жизни Штольма, только причина этой кратковременной фрустрации у него лежала далеко вне поля романтических привязанностей и даже, как ни странно, едва ли имела общие точки с успешно реализованным проектом Гелугвия. Точнее сказать — имела, причём много, но только точки эти лежали совсем в другой плоскости. Чтобы не путать долее сим эзоповым языком историков, интересующихся вехами 32-го века, летописец приглашает оных проследовать вместе с ним в дом описываемого учёного и самим удостовериться, что с ним происходило в эти дни.

Штольм Штольц жил в полном одиночестве и вёл довольно аскетичную и размеренную жизнь пунктуального труженика науки. Не сказать, однако, что он был полностью замкнутым человеком; он любил встретиться с друзьями за чаем и обсудить какие-нибудь интересные ему проекты — но только без всякой спонтанности, в редкие, заранее оговоренные дни (хотя, кроме рабочего коллектива у него был только один друг — сотрудник Института Земли Гараклий Домоон). Всё же остальное время он старательно придерживался выверенного годами графика, ибо был твёрдо уверен, что именно такое использование времени приводит к наилучшим результатам в выбранном деле жизни. Но как же часто мы оказываемся жертвами собственной недальновидности, опутавших мозг иллюзий, невежества! К Штольму — видному учёному — эти «лестные» эпитеты, конечно, вряд ли могут быть применены, однако, синдром его недомогания имеет непосредственное отношение к той самой общей детерминированности, которую рано или поздно надеется доказать ИКИППС своим проектом.

— Ну так ни у кого нет абсолютного знания всех вещей и цепочек процессов, происходящих в мире! — справедливо воскликнет читатель. — Не за тем ли Институт Кармоведения затеял свой грандиозный проект?

Всё это верно, и до последнего Совета Земли Штольм Штольц только и жил надеждой, что ИКИППС получит необходимые мощности, и тогда уже ничто не сможет помешать им претворить в жизнь, возможно, самый важный проект человечества за последнюю тысячу лет. Но единодушное одобрение проекта участниками Совета принесло Штольму лишь кратковременную радость: как чёрная туча нависли над ним слова Даримы о нужной для просчёта тысяче лет. А весть о запараллеливании в бесконечности кривой Кармопроцента и оси времени и вовсе чуть не довела его до умопомрачения.

— Не знаю, что там предполагала в своих вычислениях Лингамена… — бормотал он, устало смежив веки и откинувшись на спинку дивана, — но что-то непохоже, чтобы кто-то из наших расстроился, услышав о времени вычислений. Минжур, наверно, всё это знал и раньше от Даримы, Гелугвий нынче счастлив и катается как сыр в масле — его проект удался, романтические притязания на сердце женщины оправдались…

Штольм покрутил в руках свои очки, покусал душку и отложил эту полюбившуюся ему бутафорию на стол. Да, он знал, что проект подразумевался как долгосрочный; знал, что, скорее всего, никто из присутствовавших на последнем Совете не увидит при своей жизни результатов эксперимента. Но всё равно оставалась какая-то ребяческая надежда.

— Почему Дарима так уверена в том, что график будет себя вести подобным образом… то есть, что некто будет приходить в мир через столь долгие промежутки времени и отбрасывать процент в минус? С другой стороны — кого же ещё слушать, как не нашего бессменного советника?!

Штольм встал и заходил по комнате. Давно пора было ложиться спать, но учёный чувствовал, что большой кусок прежней жизни безвозвратно уходит в прошлое. И какой смысл теперь ложиться или вставать завтра, если он никогда не увидит результатов эксперимента?

Штольм ощущал в себе две яростно борющиеся половинки. Одна из них — представлявшая в нём традиционного учёного — спокойно анализировала и вполне принимала то, что научный сотрудник Штольм Штольц, работник ИКИППСа, никогда в этой жизни не увидит результатов грандиозного проекта, этих заветных ста единиц Кармопроцента. Как не увидит, впрочем, ни девяноста, ни восьмидесяти… ни даже, скорее всего, десяти. Главное, что проект запущен на благо потомкам — говорил этот учёный. Другая же часть его существа являла собой неудовлетворённые амбиции серьёзного учёного первой части, и, возможно, дремавшее до поры, но теперь пробудившееся тщеславие. И вторая половина, покуда у её владельца не доставало сил заткнуть её, грызла его всё сильнее, она как малый ребёнок кричала и плакала, требуя любыми средствами достать ей любимую игрушку! И «ребёнок» этот растормошил, извлёк, наконец, на поверхность то, что сам учёный старательно прятал в серых закоулках своих мозговых клеток, запирал за кулисами выхолощенной научной деятельности и долго таил в чуланах неспешного, размеренного бытия. Мигом перенёсся он во времена пришествия Ящера и провала эксперимента с Закрытым Городом. Ещё тогда, услышав от Даримы про красный ветер, у него появилась идея собрать специальную машину и досконально изучить это явление. Но даже сама мысль эта тогда показалась Штольму настолько крамольной, что он скрыл её не только от коллег, но и сам постарался запрятать оную в самые потайные чуланы сознания. Никто, однако, не предполагал, что последующие события будут развиваться столь стремительно, что иные представления и ценности за это время успеют претерпеть значительные изменения, если не сказать — смениться на прямо противоположные по значению. С тех памятных событий не прошло ещё и трёх месяцев — а казалось, уже десять лет пролетело.

Штольм подошёл к шкафу и достал из дальнего угла аккуратненькую папку. С минуту он оценивающе разглядывал её под разными углами, затем открыл свой труд и бегло просмотрел записи. Да, разработки тензорного дельта-излучателя для исследования «вещества кармы». В подражании великим учёным прошлого, которых Штольм очень ценил, всё было выполнено им на бумаге.

— Вот эти несколько листочков против всего научного багажа Института Кармоведения, — негромко рассуждал вслух учёный. — Шансов, конечно, мизер. Но много ли смысла в большом проекте, затеянном внезапно вернувшейся Лингаменой? «Единственная надежда человечества», «проект тысячелетия», да. Я тоже так считал, но можно же пойти другим путём — более кратким — и не ждать исторические отрезки, сопоставимые по времени с геологическими эпохами образования Земли! Никто ведь не может дать чёткого ответа, что такое этот мифический красный ветер кармы. Может, это только красивый оборот речи! Сколько подобного было у сынов Эллады или римских ораторов… И где они теперь? Их давно нет, а проблема осталась. Всё в этом мире должно иметь материальную природу. Разум тоже материален, хотя к этой области мы ещё только начинаем подходить в своих исследованиях. — Штольм привычно почесал в затылке и встал, отложив папки в сторону. — Я убеждён, что раз есть причинно-следственная связь, то должен быть и… ИКИППС! — неожиданно для себя самого рассмеялся учёный, но тут же вновь посерьёзнел.