Идеальный мерзавец - читать онлайн книгу. Автор: Жасмин Майер cтр.№ 66

— Ты мой сын, Марк.

— О, вспомнил?

— Мой единственный сын, — подчеркнул Федор Бестужев. — И я не могу просто так оставить тебя спать в парке, когда по утрам уже первые заморозки.

Я проморгался и, наконец, смог разглядеть отца.

А ведь постарел, в чем-то даже сдал после той ночи в больнице, когда Илона родила ему чужого ребенка. Прямо не знал бы его, решил, что раскаивается. Но я-то ведь, наоборот, слишком хорошо его знал.

— К тому же твоя мать просила за тобой приглядеть, — сказал он.

Вот тут я рассмеялся так, что распугал ворон хриплым лающим смехом.

— Проверь телефон, — невозмутимо продолжал Федор Бестужев, стоя в своем невероятно дорогом костюме посреди осеннего парка. Уверен на сто процентов, что он оцепил его по периметру прежде, чем войти, чтобы не, дай Бог, его не увидели журналисты рядом с сыном-алкоголиком. — У тебя, должно быть, миллион пропущенных. Она нашла даже меня. Просила передать, что вылетела и скоро будет в столице. Думаю, хорошо, что это я нашел тебя в таком состоянии, здесь, в парке, а не она.

— Намекаешь на то, что я должен сказать тебе «спасибо»?

— Обойдемся без соплей. Хватит и того, если ты вернешься к нормальной жизни.

— Моей нормальной жизнью, благодаря тебе, отец, были шлюхи и чужие жены.

— Бухать в парке с бомжами лучше?

— Все относительно. Эй, мужик! — заорал я вдаль, где маячил неприкаянный. — На, допивай!

Отец скривился, но промолчал. Рисковый и отчаянный оборванец подкрался ко мне, выхватил из рук бутылку и умчался, как пуганая дворняга прочь. Наверное, еще никогда мой отец не был так близок к народу, как в этот момент.

— Что-то еще? Все, ты нашел меня, отец. Теперь можешь убираться.

Бестужев-старший не шелохнулся.

— На счет твоего дома на Кипре, Марк, — сказал он. — Ты переоформил его на других людей.

— Это я сделал в трезвом уме. Но это снова не твое дело.

— Может быть. Но те люди его тоже передали в третьи руки.

В боку кольнуло. Жаль, Воронцов, жаль. Впрочем, теперь это была его собственность, и он мог делать с ней, что угодно.

— Хочешь знать, на чье имя его переоформили? — упорствовал отец.

— Нет. Мне плевать.

— И все же позвони своему дружку Воронцову, спроси.

— На хрен тебе сдались эти игры в кошки-мышки, отец? Ты плохо слышишь? МНЕ ПЛЕВАТЬ, кому достался этот дом! Плевать, что с ним сделали. Да хоть бы и публичный дом открыли или снесли с лица земли!

Отец меня не слышал. Продолжал:

— Никогда не видел тебя таким, как сейчас. Никогда раньше мой сын не сдавался. Так какого черта ты сдаешься сейчас, Марк?

— Блять, — выдохнул я сквозь зубы. — Психоаналитик посоветовал наладить отношения с родственниками? Карму решил очистить? Здесь журналисты за деревьями? Это продуманное шоу, чтобы завоевать доверие избирателей? Что ты несешь, отец?! Какое тебе вдруг дело до меня и моей жизни?

— Я устал, а ты победил, Марк, — просто ответил он. — Ты был прав, когда говорил, что твоей жизнью стали шлюхи. Моей тоже. Только мне уже поздно что-то исправлять, а тебе — еще нет.

— Мне тоже поздно.

— Неужели? Твой Воронцов переоформил недвижимость на Кипре на имя Веры Алексеевой. Что скажешь на это?

Кровь в жилах превратилась в жидкий азот. Мне вдруг резко стало «не плевать».

— Почему? — выдохнул я. — Ты ведь знаешь почему, по лицу вижу.

— Знаю, — отец улыбнулся.

Сердце забилось быстрее, так сильно, что еще чуть-чуть и проломит ребра. Воронцов и Оля видели Веру в клубе, в ту ночь, сколько недель назад? Но зачем им было поступать именно так?… Я потер грудь, татуировка заживала, и кожа нестерпимо чесалась, хотя душ принять тоже не помешало бы.

— Твоя мать сказала, что на этот раз ты влюбился, — продолжал отец, — И, судя по тому, что ты за все это время даже ни одной другой женщины не коснулся, что предпочел элитных шлюх — бомжам, а марочному виски — дешевую водку, это действительно так. Знаешь, мужчины любят иначе. Страдают они тоже как могут. Ты, Марк, злился и ненавидел меня после своей свадьбы, но ты не доводил себя до такого состояния, как сейчас. Ты можешь продолжить, а можешь сейчас узнать, ради чего тебе стоит жить дальше.

Хотелось все-таки врезать ему в челюсть, но я почему-то сдержался. Что-то зудело в груди, что-то горячее, понятное, ясное, бывшее не поверхности, что я предпочитал игнорировать, потому что от одной мысли об этом сердце ухало в пятки.

— Скажи мне, — прошептал я, глядя в упор на отца. Тот продолжал улыбаться. — Я хочу знать. Да, от тебя. Скажи мне, почему Воронцов так поступил с домом.

Бестужев-старший кивнул. Распахнул пиджак, и я увидел квадратную фотку. По привычке отшатнулся, потому что слишком часто делал то же самое, отточенным верным движением я протягивал женихам фотографию, которая могла уничтожить все.

Отец перевернул ее белой рубашкой кверху.

Он оставлял мне выбор.

Я мог не взять ее из его рук. Мог узнать все сам, просто чуть позже. А еще мог развернуться сейчас и уйти, обрубив всё и никогда больше не интересоваться ничем, что было связано с именем Веры.

Мой отец прекрасно знал, как я отрывался на женихах и поэтому не мог отказать себе в том, чтобы отплатить мне той же монетой.

Держи, Марк, и посмотри на фотку. Если хватит смелости. Мы были одного поля ягоды. Яблоко от яблони, как говорится, пусть и давало это дерево только гнилые плоды.

Фотка в его руках чуть подрагивала. Квадратная, странная форма, вместо привычных девять на пятнадцать. Откуда берутся такие квадратные снимки? Это скрытая камера? Фотка с камер наблюдения?

Что я сейчас увижу?

Я протянул руку и взял фотку. Скользнул огрубевшими пальцами по холодному глянцу с другой стороны, как слепец, пытаясь нащупать ответы.

А потом резко перевернул ее.

— Поздравляю, Марк, — прошептал мой отец. — Думаю, ты будешь хорошим отцом. Куда лучшим, чем я.

А после он ушел, так и не дождавшись от меня прощаний или каких-либо слов, потому что я так и стоял посреди парка со снимком УЗИ в своих руках.

Вера

— Вера Алексеева?

Я замерла возле раскрытой двери, глядя на высокую женщину в шубе на пороге моей квартиры. Даже лестничная клетка подъезда за ее спиной казалась неуместной, бедной и обшарпанной. Я тут же уловила обостренным нюхом тонкий аромат, но от ее духов меня не тянуло бежать к раковине, как, скажем, от удушающих паров дешевого одеколона в метро.

Темно-русые волосы лежали мягкими волнами на плечах и тонули в мягкой и теплой, даже судя по виду, длинной шубе.