"Погибаем, но не сдаемся!" Морские драмы Великой Отечественной - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 11

В своем итоговом рапорте Негода пишет, что первым донесение об обнаружении отряда немецкой авиацией отправил на КП флота он. Это произошло, согласно его ито­говому рапорту, после третьей атаки эсминцев самолетами, т.е. в районе 4 часов утра.

Однако во втором томе военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Оте­чественной войне 1941—1945 гг.», посвященном боевым действиям Черноморского флота, значится, что первое донесение об обнаружении кораблей вражеской воздушной разведкой поступило в штаб флота от командира лидера «Харьков» капитана 2-го ранга П.И. Шевченко в 2 час. 30 минут 6 октября. Донесение же об обнаружении само­летами противника эскадренных миноносцев от командира отряда капитана 2-го ранга Г.П. Негоды поступило только в 5 часов 30 минут.

По-видимому, в военно-историческом очерке «Военно­морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» были использованы журналы приема и регистрации радиограмм штаба ЧФ. Но какая именно радиограмма была взята при этом за основную, мы не знаем: может, первая, а может, и вторая.

Данная небрежность весьма странна, и вот почему. Если время — 5 часов 30 минут — получения первой радиограммы соответствует действительности, то весьма непонятное молчание Негоды в течение трех с половиной часов могло создать у командования флота иллюзию, что два эсминца еще не обнаружены противником и, следовательно, имеют все шансы на успешное выполнение операции. Однако дело в том, что никто и никогда не ставил Негоде в вину это слиш­ком долгое молчание (3,5 часа!) об обнаружении его кораблей самолетами противника! Почему — неизвестно...

Однако самое удивительное состоит в том, что в 5 часов 30 минут Негода НЕ МОГ дать радиограмму об обнаружении его самолетами. О невозможности передачи Негодой такой радиограммы именно в это время мы поговорим несколько ниже. Пока же отметим, что если даже предположить, что радиограмма Негоды была принята в 5 часов 30 минут утра, то реакция ФКП должна была быть однозначной — уходить на максимальном ходу в море! Да и как иначе: уже наступает рассвет, корабли обнаружены, и нет шансов, что в темноте они могут ускользнуть от воздушной разведки. Однако ФКП на донесение Негоды никак не отреагировал. Почему? Ско­рее всего, потому, что донесение об обнаружении кораблей самолетами было получено еще ночью, когда оставался шанс оторваться от преследования. О наличии локации у немцев, как мы уже говорили, командование ЧФ ничего не знало.

Итак, с утратой внезапности не только успех операции, но и безопасность кораблей становились весьма сомнитель­ными. Радиограмму о немецких самолетах Негода донес на командный пункт Черноморского флота, а не на КП эскадры в Геленджике, который якобы должен был руководить опе­рацией. Возможно, комдив боялся, что командование, узнав о потере скрытности, отдаст приказ прекратить операцию. О реакции командования флота на свое донесение в своем рапорте командир дивизиона умалчивает. Однако можно с большой долей уверенности предположить, что командный пункт флота на полученное сообщение, если оно было в 4 часа утра, подтвердил приказ выполнять поставленную задачу или же вообще ограничился молчанием. Невозможно предполо­жить, что в случае приказа о прекращении операции Негода мог бы его проигнорировать. В вину командиру дивизиона здесь можно поставить только то, что в своем донесении он не настаивал на прекращении операции. Но здесь Негоду вполне можно понять: просьба начать отход в базу была бы немедленно расценена как проявление трусости и пани­керства со всеми вытекающими из этого последствиями. Необходимо отметить, что командиром дивизиона капитан 2-го ранга Негода (до этого он успешно командовал «Бес­пощадным») был назначен совсем недавно, и это был его первый боевой поход в качестве командира отряда. Разуме­ется, что молодой комдив хотел добиться успеха.

Тем временем корабли отряда продолжали свое движе­ние к Крыму. Впоследствии в своем донесении Негода, оправ­дывая не столько себя, сколько вышестоящее командование, писал: «Подобного рода обнаружения кораблей разведкой противника были систематическими в прошлых операциях, поэтому на выполнении операции, считал, не отразятся». Слово «считал» в данной фразе ключевое. Оно означает, что решение на выполнение задачи в изменившихся условиях комдив взял на себя. А как он мог еще поступить, доложив обо всем на КП флота и не получив оттуда никаких указаний? Только действовать по ранее утвержденному плану!

Военно-исторический очерк «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941— 1945 гг.», 2-й том которого посвящен боевым действиям Черноморского флота, тоже не возлагает ответственности за дальнейший ход событий, в связи с обнаружением кора­блей самолетами, на Негоду. В очерке «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» официальная оценка ситуации подана так, что вина распределена поровну между Негодой и коман­дующим флотом, то есть в итоге конкретного виноватого вроде как бы и нет: «Поскольку подобные обнаружения кораблей воздушной разведкой имели место неоднократно и в прошлом, и все проходило благополучно, командир отряда решил, что в данном случае ничего особенного не случится. От командования флота также никаких указаний, связанных с изменением обстановки, не последовало. Таким образом, считая, что обстановка существенно не изменилась, командир отряда продолжал действовать по ранее разрабо­танному плану».

В ходе дальнейшего расследования обстоятельств после­довавшей вскоре трагедии вопрос о непринятии мер по прекращению операции после обнаружения кораблей само­летами противника ни разу не ставился. Почему? Ответа на этот вопрос сейчас, наверное, уже не знает никто.

Любопытно, что в политическом донесении ничего не говорится об атаках кораблей немецкими самолетами в 2 часа 30 минут и в 3 часа 00 минут, но зато говорится об атаке кораблей в 3 часа 30 минут. В то же время Негода, указывая в своем донесении первые две атаки, ничего не говорит о третьей.

Напряжение людей росло с каждой минутой. Вот-вот должен был открыться крымский берег и начаться артил­лерийский бой с врагом, ради которого и была затеяна вся эта операция. Наступал момент истины.

Ночное небо еще только начинало немного светлеть, когда наши корабли подошли в назначенное для начала операции место. В 4 часа 00 минут «Беспощадный» и «Спо­собный» легли на курс 330 градусов и увеличили ход до 28 узлов с расчетом подойти в исходную точку для стрельбы по Феодосийскому порту к 5 часам 30 минутам утра. Вскоре с расстояния 200—220 кабельтовых с берега был усмотрен проблесковый огонь, дающий какое-то сочетание букв — «живети» и «зебра». Что это было, так и осталось загадкой. Негода предположил, что это какое-то сигнальное сочетание, передаваемое немецким дозорным кораблем.

Тем временем эсминцы находились уже между мысами Меган и Коктебель. Они подошли к берегу, определились с местом и легли в исходную точку для стрельбы. В эту минуту над эсминцами снова появились самолеты противника. На этот раз они сбросили САБ (осветительные авиабомбы) между берегом и кораблями в расчете осветить их для бере­говых батарей. Затем, как и раньше, когда эсминцы оказались освещенными, самолеты сбросили несколько фугасных бомб, которые упали в кильватерной струе кораблей.