Мор посмотрел на нее с едва заметным недовольством.
– Фыркайте сколько хотите, Сатин, но мне кажется, что в следственном деле вы бы достигли куда больших высот, чем в боевом отряде.
Хильда перестала пролистывать первую книгу во взятой ею стопке и тоже повернулась к нему.
– То есть вы это имели в виду, когда сказали, что я могу стать хорошим легионером? Имели в виду – следователем?
– Следователем, стражем, – кивнул Мор. – Тогда я еще не знал вас достаточно хорошо, поэтому у меня были варианты. Сейчас я уверен, что следователем вы бы добились наилучших результатов.
– А сами-то вы пошли в боевики, – напомнила Хильда, насупившись и снова отвернувшись.
– Я больше всего подходил боевому отряду. Гораздо больше, чем вы. Во-первых, потому что я…
– Мужчина, – недовольно перебила она, бросая на него выразительный взгляд. – Я в курсе, можете пропустить этот очевидный пункт и сразу перейти к «во-вторых».
Это было очень дерзко с ее стороны, но как ни странно, Мор только мягко улыбнулся, глядя на нее, на его лице не промелькнуло и следа недовольства.
– Вообще-то, я хотел сказать: потому что я сирота.
Хильда почувствовала, как лицо вытягивается от удивления, а в груди разгорается чувство стыда. Она опустила взгляд на книги, лежащие у нее на коленях.
– Простите, куратор, я не знала.
– Это нормально, потому что я редко об этом распространяюсь, а мое дело в Легионе вы едва ли читали. Тем не менее, это действительно так. Родители отказались от меня еще в младенчестве, я их никогда не видел и понятия не имею, кто они. Я вырос в приюте, меня не усыновили, поэтому меня вырастила и воспитала Республика. Она меня кормила, одевала, давала мне образование. Поэтому, когда я вырос, мне показалось логичным пойти ей служить. Я не выбирал боевой отряд. Его для меня выбрал куратор курса, а я не стал спорить. Мне было все равно, как служить. Меня легко приняли, потому что я был идеальным боевиком. В государственных приютах приучают к железной дисциплине, к повиновению, поэтому у меня никогда не возникало проблем с выполнением приказов. У меня не было привязанностей ни в виде семьи, ни в виде страстной любви, зато была искренняя преданность Республике. Меня ничто не сдерживало, и вместе с тем, если бы я погиб, обо мне некому было бы сожалеть. Только поэтому я подходил боевому отряду больше, чем вы. А не потому, что я мужчина.
Хильда быстро пролистала начатую книгу до конца, не глядя на куратора, но чувствуя, что он все еще выжидающе смотрит на нее. Как будто ждет какой-то реакции, но она не знала, что можно сказать на это. Отложив первую книгу в сторону, она откашлялась и решила, что на такую откровенность имеет смысл ответить только тем же.
– Когда я была маленькая, моя мама была беременна вторым ребенком. Тогда я еще не понимала нюансов, но точно помню у нее большой живот и как мне постоянно говорили о том, что скоро у меня будет братик. Я не помню почти ничего из того времени, но помню, какими счастливыми выглядели мои родители. Особенно отец.
Она на мгновение замолчала, пытаясь ухватить за хвост призрачное воспоминание, почти стершееся из памяти за прожитые годы.
– Маму увезли в больницу среди ночи. Я не испугалась, потому что при всем волнении и мама, и папа улыбались мне на прощание, а няня сказала, что они поехали за моим братиком. Я, конечно, решила, что не лягу спать, пока мне не привезут этого загадочного братика… Но их не было несколько дней. Наверное, отец иногда приезжал, но мне это не запомнилось. Из больницы мама вернулась бледная и тихая, папа тоже почти не разговаривал. А я все никак не могла понять: а где же обещанный братик? В конце концов спросила напрямую. Представляете? Дурочка малолетняя. Наверное, решила, что они его где-то забыли. А они так посмотрели на меня… В общем, больше я про это никогда не спрашивала. Даже когда выросла. И говорить об этом у нас было не принято. Мы как бы… забыли об этом. Я уже плохо помню, как и что потом складывалось, но у меня порой такое чувство, что с тех пор я живу как бы за нас двоих. За себя и за того парня, который должен был быть моим братом. Который должен был стать гордостью отца и пойти по его стопам, как он мечтал. Но у него есть только я. Понимаете, я не могу разочаровать его.
Теперь настала очередь Мора долго молчать в ответ, вяло листая какую-то тетрадь с конспектами. В конце концов он отложил ее в сторону и повернулся к Хильде уже всем корпусом.
– Послушайте, я не буду вам врать, что понимаю. Я понятия не имею, что такое сыновий долг. Что такое трепетное отношение к родителям, желание их порадовать и дать возможность гордиться собой. Все мои возможные подобные чувства окончательно умерли во мне годам к пятнадцати. Но мне кажется, что история, которую вы рассказали, как раз говорит о том, что вам нельзя идти в боевой отряд. Нельзя так рисковать собой. Ведь ваша жизнь вдвое ценнее.
Она тоже повернулась к нему, глядя с вызовом и немного – с любопытством. Они вновь оказались лицом к лицу, сидя на одном диване, не таком уж и широком, как Хильда думала сначала. И все же между ними сохранялась вполне приличная дистанция из-за коробки с изучаемыми материалами.
– Почему вы так уверены, что я обязательно погибну? Смертность в боевом отряде не так уж высока, сейчас ведь нет никакой глобальной войны. Так, мелкие неприятности вроде того некроманта. Люди из отряда выбывают в основном из-за травм. Как вы, например. Или заработав надбавку к пенсии, положенную после пяти лет службы.
– Конечно, вы не обязательно погибнете, – не стал спорить Мор. – По статистике в первый год службы гибнет около трех процентов новобранцев. За первые два года количество доходит в среднем до пяти процентов. Дальше как повезет. Монархисты сейчас разбиты, стычек с ними уже почти нет. Темные активизируются лишь иногда, но вспомните, как под Ортой обнаружились десятки низших. Боевой отряд не отправили туда только потому, что сам старший легионер столицы, как оказалось, их там и развел. А если бы нет? Страшно представить, сколько человек могли бы там остаться, если бы Легион действовал в соответствии со своими процедурами. И да, многие выбывают из отряда из-за травм, – он снова коснулся больной ноги, – и если вы думаете, что это намного лучше, то вы ошибаетесь.
Взгляд Хильды упал на его руку, лежащую поверх бедра. На мгновение в ее голове пронеслись воспоминания о симуляции с големами. Безликие монстры, надвигающиеся со всех сторон, непобедимые и неубиваемые…
Хильда нахмурилась, впервые за все время понимая, что в истории куратора что-то не сходится. Все и всегда говорили, что Мор попал под темное проклятие, после которого так и не смог полностью оправиться. А сам он сказал, что на последнем задании его оставили отбиваться от големов, но те не владели магией. Так под какое проклятие он попал? И как вообще смог выжить?
– А что произошло на том вашем последнем задании? – спросила она, снова переводя взгляд на его лицо. – Как вы выбрались, если вас оставили прикрывать остальных? То есть фактически оставили погибать.