Тютчев - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Кожинов cтр.№ 56

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Тютчев | Автор книги - Вадим Кожинов

Cтраница 56
читать онлайн книги бесплатно

Дело в том, что жена этого объявленного «великим магистром ордена рогоносцев» Нарышкина была наложницей царя Александра I, и избрание Пушкина «заместителем» Нарышкина вполне недвусмысленно намекало на связь жены поэта с преемником покойного императора — Николаем I.

Вчитавшись в текст пасквиля, Пушкин понял его истинный смысл. Об этом ясно говорят следующие факты. Утром 5 ноября к поэту заявился перепуганный «приемный отец» Дантеса и стал просить об отсрочке дуэли на 24 часа. И Пушкин спокойно дал согласие на это. Через сутки, утром 6 ноября, Геккерн снова пришел к нему и «со слезами на глазах» принялся умолять отсрочить поединок уже на неделю. Пушкин, который к этому времени уже ясно понял, что Дантес тут, как говорится, ни при чем, сказал, по свидетельству Вяземского: «Не только неделю — я вам дам две недели сроку».

Тютчев писал о «знойной крови» поэта. И невозможно представить себе, что Пушкин терпел бы эти, в сущности, ничем не мотивированные отсрочки, если бы он не пришел к выводу, что дело вовсе не в Дантесе…

И последнее, но самое важное: в тот же день, 6 ноября, Пушкин отправил неожиданное письмо министру финансов Канкрину: «…я состою должен казне (без залога) 45 000 руб… Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно, нахожу в том одно препятствие, которое легко быть может отстранено, но только Вами.

Я имею 220 душ в Нижегородской губернии… По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни… Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения…

В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоставить сие имение…»

Это неожиданное и «крайнее» решение нельзя истолковать иначе как стремление любой ценой перестать быть должником царя. Более того, Пушкин писал далее с необычайной дерзостью, что если император «прикажет простить мне мой долг… я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостью и даже неблагодарностью»

Канкрин отказался исполнить дерзостное требование Пушкина. Но поэт своим поступком выявил со всей очевидностью свое понимание ситуации и свою волю. Постоянно общавшийся в это время с Пушкиным Владимир Соллогуб свидетельствовал, что именно клевета о связи жены поэта с царем делает понятным, «почему Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного».

Во время своей последней встречи с Николаем I, состоявшейся за три дня до дуэли, Пушкин с ошеломившей царя прямотой сказал ему: «Я… вас самих подозревал в ухаживании за моей женою…»

Что же касается Дантеса, Пушкин уже в первой половине ноября заявил Соллогубу: «Дуэли никакой не будет». Легко согласившись на отсрочку дуэли до 20 ноября, поэт 17 ноября пишет секундантам: «Я вызвал г-на Ж. Геккерна (Дантеса. — В. К.) на дуэль… И я же прошу теперь… считать этот вызов как бы не имевшим места, узнав…, что г-н Жорж Геккерн решил объявить о Своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой (Екатерине, сестре жены поэта. — В. К.) после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека». В декабре Пушкин, сообщая своему отцу о предстоящей свадьбе Екатерины, пишет о Дантесе: «Это очень красивый и добрый малый».

И у нас нет никаких оснований думать, что Пушкин в этих своих высказываниях был вопиюще неискренним, скрывая свою непримиримую ненависть. Он говорил секундантам 17 ноября: «Я признал и готов признать, что г. Дантес действовал как честный человек». А 21 ноября сказал своему секунданту Соллогубу: «С сыном уже покончено… (то есть к нему нет никаких претензий.—В. К.). Вы мне теперь старичка подавайте». Губы его задрожали, глаза налились кровью. Он был… страшен».

Это резкое различие в отношении Пушкина к Дантесу и Геккерну объясняется тем, что поэт довольно скоро увидел в Дантесе всего-навсего марионетку в руках голландского посланника. Он сказал в своем письме Геккерну о Дантесе: «Всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы».

Нельзя не упомянуть о том, что вечером 25 января 1837 года (дуэль состоялась днем 27 января) Пушкин и Дантес с женами были в гостях у Вяземского. Сын последнего Павел свидетельствовал, что все «были спокойны, веселы, принимали участие в общем разговоре. В этот самый день было уже отправлено Пушкиным барону Геккерну оскорбительное письмо [33]. Смотря на жену, он сказал в этот вечер: «Меня забавляет то, что этот господин (Дантес. — В. К.) забавляет мою жену, не зная, что ожидает его дома. Впрочем, с этим молодым человеком мои счеты кончены».

Из этого явствует, что Пушкин в канун дуэли не предполагал возможности поединка с Дантесом. Но об этом речь пойдет ниже. Петр Вяземский, который более чем кто-либо проник в суть событий, писал через полмесяца после дуэли, что Дантес был «опутан темными интригами своего отца. Он приносил себя ему в жертву». В конце концов он и к барьеру вышел вместо Геккерна.

Речь идет, вполне понятно, не о каком-либо «оправдании» Дантеса (который к тому же в будущем, уже во Франции, проявил себя как верный «ученик» Геккерна), но лишь о том, что противостояние Пушкина и Дантеса было только самым внешним, не столь уж существенным проявлением рокового конфликта. Неизмеримо более существенно столкновение Пушкина с Геккерном, хотя и последний был все же исполнителем, а не руководителем злодейского заговора против Пушкина.

В уже упомянутой работе Д. Д. Благой убедительно раскрыл суть этого заговора. Пушкин стремился играть очень весомую роль в судьбе родины и потому должен был находиться там, где «делалась политика». Но, доказывает Д. Д. Благой, чем больше Пушкин «вовлекался в сферу придворно-великосветской жизни, тем самым оказываясь ближе и к царю, число врагов — и крайне опасных, влиятельных — все возрастало. Зто было непосредственно связано с той политической линией, которую он повел по возвращении его Николаем из ссылки». Пушкин был непримиримым противником людей, «окружающих престол и стремящихся, как он считал, помешать преобразовательным намерениям царя… — развивает свою мысль Д. Д. Благой. — Это придворно-светская клика, новоявленная (без исторических традиций, с презрением к простому народу, с европейским внешним лоском, но без передовой европейской образованности) знать… Опасность, что царь не только услышит, но может и прислушаться к голосу поэта… существовала. Оживленные и встревоженные, негодующие толки обо всем этом, безусловно, шли среди придворно-светских «рабов и льстецов», особенно в одном из реакционнейших гнезд императорской столицы, влиятельнейшем политическом салоне, связанном многими нитями с реакционными политическими салонами Парижа и Вены, салоне жены министра иностранных дел… графини Нессельроде, которая была злейшим личным врагом Пушкина… Но как обезвредить дерзкого «сочинителя»?.. Царь, как они имели некоторое основание считать, ему «покровительствовал». Д. Д. Благой приводит целый ряд подтверждающих этот вывод фактов, — в частности, данное в начале 1836 года царем разрешение Пушкину, несмотря на резкие возражения ряда влиятельных лиц, издавать свой журнал.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию