Один на дороге - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Михайлов cтр.№ 41

— Об этом, — вставил я, — надо спросить тех, кто составляет армейские нормы питания. Лишнего там, ручаюсь, нет, а необходимое есть.

— Ну, с пищей просто: рассчитано количество калорий, нужное человеку, известно, какими должны быть рационы, содержащие эти калории — но ведь мы их все равно не соблюдаем, и не потому только, что в магазинах не всегда найдешь нужное, но просто по собственному легкомыслию и ложным представлениям об удовольствии. Ну ладно, пусть мы таковы, умножим рациональное количество пищи на два, даже на три, если угодно, — и будем примерно знать, сколько еды понадобится нам для поддержания нашего образа жизни, потому что все-таки больше определенного количества человек съесть, к счастью, не в состоянии. А когда речь заходит об остальном? Сколько нужно человеку квадратных метров жилья? Или, может быть, ему не метры нужны, а гектары? Сколько костюмов? Автомобилей? Прочего? И какие они ему нужны? Не забудьте: потребности, если причислять к ним и прихоти, всегда будут расти быстрее, чем возможности их удовлетворения, потому что в понятие потребности всегда входит элемент фантазии и элемент соревнования с окружающими, а им пределов нет. И вот вместо того…

— Простите, — не выдержав, перебил я его. — Что же, по-вашему, мы должны делать? Сворачивать производство?

— По-моему?.. — после короткой паузы отозвался он. — Если бы я точно знал, то и писал бы об этом, а не о том, о чем пишу сейчас… Неважно, что «по-моему». Важно, что ресурсы нашей планеты конечны, ограничены. Сейчас мы об этом не думаем всерьез, и производство все набирает скорость. Не думаем, хотя и знаем; так каждый человек знает, что он смертен, но до поры до времени предпочитает об этом не задумываться — как будто ресурсов ему дано на тысячу лет, и в результате он даже своего срока не доживает… Мы, к сожалению, часто начинаем думать слишком поздно и думаем непрофессионально, по-дилетантски: мое поколение, оно же и ваше, думать не очень-то учили, да и сейчас — не всех и не всегда. Мы стали заботиться — очень сдержанно — о среде обитания, сперва очень основательно ее испортив. О чистоте воды когда ее стало не хватать. О чистоте воздуха — когда количество окиси углерода в атмосфере стало угрожать земному климату необратимыми изменениями. О сохранении живого мира — когда множество видов животных, птиц, рыб, даже растений исчезло с лица земли или оказалось на грани исчезновения. Так же относимся мы и к богатствам недр. Но если уцелевшая пара животных может положить начало восстановлению вида, то ни нефть, ни железо не размножаются, и ни при каких условиях их не будет становиться больше. Теперь представьте себе, что получится, если наша инженерная, технологическая цивилизация, все набирающая скорость, вдруг налетит хотя бы на этот неизбежный факт недостатка сырья? Да что ходить далеко, вспомните, совсем недавно Запад столкнулся е нехваткой относительно небольшого процента топлива, и это показалось уже катастрофой. В тот раз это было вызвано политическими причинами; ну, а когда причины окажутся физическими? Для общества, основанного на производстве, это будет весьма нелегким испытанием. И, возможно, приведет к концу цивилизации — такой, какой мы ее сегодня представляем. И мы будем жалеть о ней — при всем том, что счастливыми она нас не сделала и не могла сделать хотя бы потому, что для счастья нужно многое из того самого духовного мира, которым мы самоуверенно пренебрегаем.

Я подумал, что нарисованная собеседником картина, осуществись она в действительности, означала бы возникновение немалых сложностей с разработкой и производством новой боевой техники, а армия не может существовать без постоянного технического прогресса: иначе она отстанет, а отстающих бьют. Впрочем, первыми исчерпаем средства наверняка не мы…

— Так что же все-таки предлагаете вы?

— Если бы я знал выход, — усмехнулся он, — я бы кричал о нем на всех перекрестках. Нет, я не пророк. Но думаю, что можно определить хотя бы направление, в каком нужно искать. Мы — люди. У нас много общего со всеми прочими млекопитающими: строение тела, органы кровообращения, питания, размножения и прочее. Но мы обладаем и чем-то таким, что свойственно только нам: разумом и высокими человеческими эмоциями, такими, как любовь, дружба, доброта, честь, да мало ли еще что. Их мы и должны развивать, чтобы выполнить задачи, стоящие перед человечеством, осуществлять то, для чего оно предназначено.

Тут мне показалось, что я заметил в его рассуждениях ошибку, и я возразил:

— Нельзя ставить вопрос — для чего существует человечество. Оно ведь возникло не в результате преднамеренного волевого акта, его никто не сотворил и, следовательно, никто ни для чего не предназначал. Существование — вот единственный смысл человеческого бытия. Вот если бы оно возникло не в результате эволюции…

Недаром философию читают у нас и на технических факультетах: кое-что, оказывается, еще сохранилось в памяти.

— Безусловно, — согласился он. — На современном уровне знаний принято считать, что весь живой мир возник в результате эволюции, никто его ни для чего не предназначал, но тем не менее… Ну вот, например, никто не создавал траву, она — продукт эволюции. Но в дальнейшем развитии природы она стала выполнять определенную функцию, хотя бы — служить пищей для травоядных животных, предположим, для коровы; трава, условно говоря, стала одной из причин, сделавших возможным возникновение этой коровы. Корова, или по крайней мере ее дикие предки, тоже никем не были созданы, а явились продуктом эволюции; тем не менее с появлением человека — вы конечно, понимаете, я схематизирую, — с появлением человека и у нее возникла своя функция: снабжать человека молоком, мясом, кожей… Можно ли утверждать, что и у человека, точно так же никем не сотворенного, нет своей подобной функции?

Все это было хотя и интересно, но слишком отвлеченно для меня. Так что я ограничился вежливым вопросом:

— Какова же эта функция по-вашему?

— Я уже говорил, что не знаю, — развел он руками. — Но думаю, что поскольку это человеческая функция, которую не смогут выполнить за нас ни корова, ни трава, то для ее реализации нам потребуются. прежде всего именно те качества, что отличают нас от скотины, а не те, что сближают нас с ней.

— Любовь, — медленно сказал я. — Дружба, доброта, честь…

— И многое другое. Чувство общности. Ощущение слитности с природой. А если взять самое основное, главное, сегодняшнее, то это можно выразить такими словами: человеческое отношение к людям, умение в каждом человеке видеть человека. Вот что прежде всего нужно. А разве мы сегодня всегда…

Я кивнул, соглашаясь с ним, — тут мне принесли, наконец, заказ…

— Значит, если бы знали, то писали бы об этом, — произнес я, нашаривая утерянную нить разговора. — А что вы пишете сейчас?

Он, видимо, привык к таким вопросам и не делал из своей работы секрета.

— Одна тема показалась мне интересной. Представьте себе город, оставшийся после войны пустым. Мертвый город. Развалины, и совсем нет Людей — или почти совсем. Как он умирал и как начинает оживать, с чего. Какие люди появляются там, как и откуда, с чего начинается жизнь, и как этот город, который они, по сути, строят заново, постепенно становится для них своим… Не знаю даже, что это будет за книга по жанру, но меня заинтересовало, и я стал, как у нас говорится, собирать материал.