Митридат повернулся к старой служанке, с испугом слушавшей разговор.
— Приведи ко мне моего сына, — распорядился он. Ксифара не пришлось долго искать. Он прятался за статуей, пытаясь подслушать беседу родителей.
— Подойди ко мне, сын, — приказал Митридат, и юноша покорно сделал несколько шагов. — Ты помнишь, сколько тебе лет?
— Девятнадцать, — покорно ответил Ксифар, и его кожа, тонкая и нежная, как у женщины, порозовела от волнения.
— Ты знаешь, почему я это спрашиваю? — поинтересовался отец. — Да потому что в твоем возрасте я уже сидел на троне, защищая память своего отца. А ты предал своего вместе со своей матерью. Ты не попытался остановить Помпея. Если бы он пронзил тебя мечом, я мог бы гордиться тобой. А сейчас ты мне отвратителен так же, как твоя мать. И я считаю, что такой представитель моего рода не должен топтать землю.
Ксифар с расширенными от ужаса глазами даже не успел оправдаться — Митридат одним взмахом снес его голову, и она покатилась по мраморным плитам, обагряя их рубиновой кровью.
— Измена — это самое страшное в жизни, — прошипел Митридат, поднимая меч, с которого стекала красная жидкость, над телом юноши. — Она карается только смертью. Следовало бы убить тебя, Стратоника. Но я передумал. Ты хотела заставить страдать меня? Нет, страдать теперь суждено тебе. Убирайся на все четыре стороны и постарайся не попадаться мне на глаза.
— Дай похоронить… — прошептала мать, в отчаянии поднимая руки, однако царь оттолкнул ее:
— Я прикажу бросить его труп на съедение хищным птицам. Ветры развеют его прах. Время поможет забыть, что когда-то у меня были такие сын и жена.
Он царственной походкой вышел из дворца, перешагнув через голову Ксифара, и бросил воинам:
— Возьмите царицу под руки и выставите из крепости. Она больше здесь не хозяйка.
Гипсикратия, сжимавшая в руках меч, с удивлением и страхом посмотрела на Митридата.
— А твой сын? Твой сын Ксифар?
— Его больше нет, — ответил Митридат грозно, но она заметила боль в голубых глазах. — Они предали меня, понимаешь? У меня нет больше жены Стратоники и сына Ксифара.
— Говорят, что в твоей сокровищнице находился какой-то золотой конь, который несет твое бессмертие, — осторожно заметила женщина.
— Этот конь давно в Пантикапее, — улыбнулся царь. — Благодаря моим врагам многие знают о нем. Мне не удалось сохранить тайну моего бессмертия, а значит, не так долго мне и осталось.
Гипсикратия бросилась ему на шею и принялась осыпать поцелуями.
— Ты еще возвратишь былое могущество! — шептала она. — Ты царь царей, это написано на твоей статуе. Я помогу тебе во всем, буду ходить за тобой, как собачонка. Верь мне, я никогда тебя не предам.
Митридат прижал ее к себе:
— Я верю тебе, как никому. А сейчас мы возвращаемся в Пантикапею.
Она удивленно посмотрела на своего повелителя:
— Но как же Помпей? Тигран дал тебе войско для борьбы с Помпеем! Мы должны догнать его и дать бой!
Евпатор покачал поседевшей от страданий головой.
— Нет, любимая, — выдохнул он. — Сейчас я не готов давать сражения. Знаешь, только сегодня, убив Ксифара, я понял, что сделан не из железа или бронзы, а из плоти и крови. Наверное, Дионис начинает отворачиваться от меня. В последнее время я много думал о себе и почти не приносил ему жертвы. Мне нужно вернуться в Тавриду. А потом… А потом мы обязательно победим Помпея. Но потом…
Выйдя к войску, Митридат выбрал несколько крепких смуглых мужчин и поручил им отыскать Помпея и передать на словах, что царь Митридат обещает платить дань римлянам за свое родовое царство. Если же тщеславный полководец прикажет Митридату самому явиться в Рим, как Тигран, он этого не сделает, потому что пока остается Митридатом и не склонит спину ни перед одним военачальником.
Отправив послов, он повелел войску Тиграна поворачивать в Армению, а сам вернулся в Пантикапею и спешно стал собирать войско из свободных горожан и рабов. Царь приготовил много оружия и военных машин, а для этого нужны были быки и лес. Не обращая внимания на недовольство народа, который он обложил налогами, Митридат готовился к войне. А ропот становился все громче и громче… Ропот недовольства его правлением.
Дивноморск, 2017
Изучив биографию Митридата по крошечной статье в Википедии — другие смотреть не стали из-за желания поскорее проникнуть в тайну, — Лариса и Геннадий продолжили рассуждать.
Быстров придвинул к себе чистый лист бумаги и нарисовал треугольник.
— Будем следовать теории профессора Зенина, — начал он. — Итак, треугольник с тремя вершинами. Одна из них — душа, — он написал это слово над верхней вершиной, — другая — тело, а эта — сердце.
Озаглавив таким образом вершины треугольника, он взглянул на Ларису:
— Вроде бы все правильно. Получается, в этом треугольнике должен находиться клад. Мое мнение — нужно точно определить все места. Тогда мы вычислим нахождение коня или коней.
Красовская взяла в руки листок:
— Сердце, душа и тело… Что бы это значило?
Геннадий вдруг встал со стула, подняв облако пыли, чихнул, чертыхнулся и выглянул в окно.
— Скоро стемнеет, — задумчиво проговорил он. — А это значит, что нам с тобой нужно добраться до твоей квартиры и постараться завладеть пергаментом. Тогда у нас останется слабая, но надежда на справедливость.
Лариса словно очнулась от сна:
— Справедливость? Что же ты называешь справедливостью?
— Ты ходила к Зенину, чтобы он расшифровал документ. — Геннадий начал издалека. — Я неплохо знал профессора и представляю, чего он желал больше всего. Он хотел передать не только коня, но и пергамент крымскому музею.
Она поражалась провидению Геннадия. Хотя какое тут провидение? Честность профессора была известна всем студентам, о ней ходили легенды.
— Да, именно так он мне и сказал. — Она кивнула.
— Тогда мне нет смысла продолжать, — отозвался Быстров.
Красовская все поняла. Если претенденты на пергамент не найдут артефакт, у нее и Геннадия сохраняется шанс первыми добраться до сокровища и передать его в музей.
— Да, ты, как всегда, прав, — ответила она. — Пойдем туда вместе?
Он пожал плечами и откровенно сказал:
— Не знаю.
Его загорелая рука потянулась к пульту, и через минуту экран старого японского телевизора загорелся. На первом местном канале шли новости. Не очень красивая, но бойкая блондинка в туго обтягивающих джинсах, подчеркивавших пышные формы, держа в руке микрофон, громко вещала. Беглецы приникли к экрану, когда поняли, о чем идет речь.