История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - читать онлайн книгу. Автор: Жорж Дюби cтр.№ 83

Вторым фактором, свойственным Югу, была прочность городских структур. В городах политическая власть опиралась на муниципальные учреждения. Корни этих учреждений мы находим в старинных поселениях-ситё эпохи римского владычества, а также и в городах, возникших позже. В местных источниках той эпохи их называют castrum — «каструм», «кастель», обозначая этим термином не крепость с башнями, а группу тесно примыкавших один к другому каменных домов, что придавало им немалую стратегическую ценность. В южных городах при наследовании сеньориальные права распределялись поровну между всеми детьми мужского и женского пола, и благородные южане не брезговали пускать деньги в рост и заниматься торговлей. Поэтому власть и в кастелях, и в сите оказывалась в руках большой группы, ассоциации лиц, совместно владевших сеньорией. Господствуя над менее состоятельными домами, они пользовались преобладающим влиянием в городе, но при этом обсуждали все с вожаками «несостоятельных» и с общего согласия доверяли вести дела управления городскому магистрату. Так власть оказывалась разделенной между рыцарями и «гражданами города». Старшинство принадлежало первым, но они, однако, не подавляли своим высокомерием вторых, как это обычно случалось во франкских землях, горожане выступали вместе с рыцарями, когда речь заходила о защите общих интересов. В равной мере владея умением писать, искусные в спорах, и рыцари и граждане обладали общей для них культурой — светской в своей основе, мирской куртуазной культурой, более яркой и жизненной, нежели культура церковная. Свидетельство тому — песенное творчество трубадуров с их сатирическими «сирвентами» и политическими «тенсонами». Благородных и неблагородных горожан объединяло общее сознание принадлежности к целостному организму, стоявшему над хаотическим беспорядком окрестных земель. Обитатели и самых малых «кастелей», и крупнейших, как Тулуза, городов общими усилиями стремились добиться подчинения окрестных сельских мест городской власти силой оружия или денег.

Конечно, сите находились в выигрышном положении по сравнению с «кастелями» благодаря своему богатству, военному превосходству, обеспеченному прочными каменными стенами, развалинами римских поселений, превращенными в крепости, и, главное, благодаря тому, что в сите располагалась резиденция епископа — хранителя спокойствия и мира Божия во всем диоцезе. Давняя система коллективной безопасности на протяжении XII века постепенно совершенствовалась в Виварэ, Жеводане, Веле и Руэрге. Дабы сохранять умиротворение, епископы периодически собирали свою паству, требуя от баронов и воинов обещаний не грабить христиан, призывая священнослужителей к молитве, а торговый люд — к денежным пожертвованиям. Здесь возникали споры, звучали речи, законники разбирали судебные тяжбы. Тут же шел и сбор денег на обеспечение общественной безопасности и спокойствия. Когда возникала опасность, рыцари и «все люди земли» выступали под знаменами корпораций против возмутителей спокойствия, чаще всего — рутьеров. Здешние князья вынуждены были считаться с мощными городскими объединениями, приглашать их представителей на ассамблеи, приобщать их к выработке принимаемых решений. Переустройство государства на юге не могло не опираться на города.

Ход такого переустройства осложнялся конкуренцией между тремя полюсами политического развития. Один из этих полюсов был в Пуату, расположенном намного севернее. Объединительные действия Плантагенетов, использовавших, по франкскому образцу, всю мощь своих средств, натолкнулись на востоке на непокорность горцев. Усилия Плантагенетов имели больший успех в приморских провинциях, но за Бордо уперлись в гасконский редут. А в отношении Тулузы они оказались совершенно безуспешными. Тулуза, древняя столица готских королей, была вторым полюсом региона, занимая в нем центральное положение. Тулузские графы — тоже франки по своему происхождению — желали признания их суверенной власти над диоцезами Перигё, Каора, Ажане, Альби, Родеза, а также и над диоцезом Нарбоннэз, укрепленными сите Септимании и городом Сен-Жилем, морским торговым портом. К этому времени графы Тулузские уже приобрели у провансальских маркизов часть их прав на земли за Роной. Своим престижем вся их династия была обязана своему предку Раймонду, которого папа поставил во главе первого крестового похода. Конечно, во времена Филиппа Августа граф Тулузский, связанный родством с королем Франции, признавал себя его вассалом. Но большая удаленность от Парижа позволяла ему — и только ему одному среди феодальных государей — не являться ни на церемонии помазания, ни на торжественные собрания при дворе, нисколько не заботясь о создании хотя бы видимости вассального служения королю. При такой самостоятельности и самому графу приходилось противостоять гегемонистским поползновениям, исходившим от третьего полюса, действовавшего, подобно первому, с периферии, опираясь на мощь королевства, Арагонского королевства. Король Педро II был графом Барселоны, а его брат владел графством Прованским, где, действуя по каталонскому образцу, используя одновременно и феодальное и римское право, он крепко держал всю власть в своих руках. Сам Педро выступал как ревностный защитник веры на Иберийском полуострове, воюя против мавров в союзе с королем Кастилии. Вскоре, в 1212 году, ему предстояло одержать над ними блестящую победу в битве при Лас Навас де Толоса, не менее значимой, чем битва при Бувине. Но уже и теперь он укреплял свое влияние за Пиренеями. Виконт Беарна, граф Бигорра, графы Фуа и Комменжа и, наконец, Транкавел, виконт Безье и Каркассона, уже признали себя его вассалами. В 1204 году Педро женился на дочери сира Монпелье, двоеженца, уподобившегося в этом отношении королю Франции. В угоду королю Арагона папа отдал все наследственные права на эту обширную сеньорию его жене, отказавшись подтвердить права ее братьев. И тут перед нами предстает четвертый участник большой политической игры и обнаруживается, что в ней, как и на севере Галлии, церковное тесно переплелось с мирским. Правда, несколько иначе, чем там.

Во-первых, именно в этих краях, где некогда состоялись первые собрания во имя мира Божия, реформы Григория VII внесли наиболее глубокие изменения в отношения светских и церковных властей. Очищение высшего духовенства раскололо господствующую часть общества, решительно покончив с зависимостью епископских кафедр от великородных семейств. Во-вторых, в этих местах папа не являлся гостем, как в королевстве Капетингов. Здесь он был у себя дома. Графство Могио было ленным владением Святого Престола. В 1204 году Иннокентий III добился от Педро Арагонского согласия приехать в Рим и возложить в дар на алтарь Св. Петра свое королевство, чтобы затем получить его от папы как ленное владение, с принесением за него оммажа понтифику. Будучи своеобразной монархией, Римская церковь тоже стремилась укреплять свои позиции теми же средствами, но используя их более настойчиво и преследуя гораздо дальше идущие цели. Долго не имевший своего короля юг Галлии представлял собой удобный плацдарм для дальнейшей экспансии Церкви. Здесь светская и церковная власти уже не действовали, как на севере, в тесном согласии, а оспаривали друг у друга мощь и влияние. Конфликт способствовал возникновению и развитию религиозных течений, сурово осужденных церковной властью, называвшей их ересями.

С начала XII века по мере того, как в общем русле прогресса индивидуальное сознание все… более освобождалось от слепого общего конформизма, а ученые мужи глубже вдумывались в содержание Нового Завета, когда само Священное Писание становилось все более доступным для мирян, еретические вероотступления стали возникать и множиться повсеместно в самых разнообразных формах. Нам трудно провести границы между этими ересями, поскольку то немногое, что мы о них знаем, известно лишь со слов тех, кто с ними боролся. В пылу борьбы, в ослеплении поборники веры теряли способность отличить добрые семена от плевел. А те, кого они допрашивали, молчали под пыткой или давали маловразумительные, уклончивые ответы. Во всяком случае, можно с уверенностью утверждать, что чаще всего те мужчины и женщины, которые вынуждены были скрываться от преследований — а многих из них находили и отправляли на костер, — мечтали лишь о том, чтобы избавить христианство от обрядности, от всего того плотского, что сковывает дух. Возрождались идеи, внезапно возникшие и получившие. широкое хождение во франкских землях в первые годы второго тысячелетия: проповедовался отказ от посредничества священников в общении с Богом, от пышных литургий, от клятв с призванием Господа в свидетели, от освящения плотской связи между мужчиной и женщиной, от изображения Всевышнего в образе человека. Все эти требования мало чем отличались от идей, с которыми выступали церковные реформаторы. И успех реформы уже сам по себе содействовал возрождению таких мыслей. Ранее всех, в начале XII века, обратились к этим идеям несколько вольнодумцев, таких, как монах Генрих Лозаннский и Петр из Брюи, проповедовавший во всем Провансе и в Септимании, где он подвергал сожжению кресты.