История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - читать онлайн книгу. Автор: Жорж Дюби cтр.№ 66

Мы сейчас начинаем понимать: этот король вовсе не был немощным монархом. Слабости Людовика VII преувеличиваются традиционной историей, чтобы ярче высветить на их фоне достоинства его отца, защитника общин, и его сына, победителя германцев. Но верно и то, что большинство хронистов изображали Людовика как «юнца», человека незрелого, одержимого плотскими вожделениями и ослепленного чрезмерной любовью к супруге, которая ему изменяла. Репутацию Людовика серьезно подорвала его жена Алиенора, которая принесла королю Аквитанию в качестве приданого, а затем бросила супруга и забрала это герцогство обратно. Не менее верно и то, что именно Алиеноре принадлежала инициатива развода. Она заявила, что муле приходится ей двоюродным братом, то есть находится с ней в таком близком родстве, которое делает их брачный союз кровосмесительным, а посему и недействительным. Ходили слухи — и многие им верили — что в Святой Земле Алиенору соблазнил и овладел ею ее собственный дядя граф Антиохийский. Мы никогда не узнаем, насколько это верно. Но во всяком случае можно предположить, что этот человек, глава аквитанского рода, вскружил ей голову и убедил освободиться от брачных уз, чтобы затем выдать ее замуж по своему собственному выбору. Она легко поддалась уговорам: нравы на юге Франции настолько отличались от северофранцузских, что Алиеноре было не по себе в супружеском доме, в окружении суровых священников, постоянно возмущавшихся ее образом жизни. Надо ли искать какую-то политическую подоплеку в решении Алиеноры добиваться развода? Она была уже немолода и оказалась позже, подобно всем другим благородным дамам того времени, лишь игрушкой в грубых мужских руках. Новый молодой муж постоянно унижал и оскорблял ее. А Людовика VII упрекали за его согласие на развод. Считалось, что он допустил тем самым грубую ошибку. Но так можно судить, лишь игнорируя известные факты. И прежде всего то обстоятельство, что король в 1152 году сам дал согласие на торжественное расторжение епископами этого брака, вопреки попыткам папы сохранить его, предпринятым после возвращения из Иерусалима. У короля были веские причины торопиться. Подступала старость. А Алиенора рожада ему одних лишь дочерей. Будущее династии оказалось под угрозой. В подобной ситуации сеньоры обычно изгоняли своих жен и брали других, способных рожать младенцев нужного пола.

И это еще не все. Предположим, что Людовик не расстался бы со своей супругой. Бесспорно, что возможности управления на дальних расстояниях были в ту эпоху довольно ограниченными, а обычаи наследования — весьма строгими. Поэтому тогда никому не могла бы прийти мысль о присоединении Аквитании к королевскому домену. К тому же при наследовании она отошла бы к одному из королевских отпрысков, а поскольку имелись только дочери, — к одному из зятьев. И ничто не позволяет думать, что он оказался бы более преданным короне, чем Генрих Плантагенет. Этот претендент на руку Алиеноры был удачливее всех прочих из тех, кто пытался перехватить разведенную женщину. Когда Генриху удалось жениться на ней, он принес, наконец, как и его отец, оммаж Капетингам за Нормандию, от чего до этого долго отказывался. И наконец, расторжение брака позволило Людовику взять себе жену из дома графов Шампани, соперничавших с Анжуйской династией. Был заключен союз, суливший неисчислимые выгоды королевскому дому Франции. Из истории развода возьмем на заметку следующее. По рассказам хронистов, ненасытная королева жаловалась на то, что в первом браке она была замужем не за королем, а скорее за монахом. И это наиважнейшее обстоятельство. Оно позволяет поздравить Людовика со сделанным им выбором. Видимо, это был невольный выбор, обусловленный темпераментом короля и тем воспитанием, которое дал ему отец. Но этот акт оказался решающим для истории власти во Франции. Монархия еще глубже укоренилась в церковной институции.

В годы правления предшественника Людовика VII королевская власть тесно связала себя с монахами, с монашеством аббатства Сен-Дени. И в течение некоторого времени прежнее положение сохранялось. Аббат Сугерий стал настоящим опекуном для нового короля. Три года спустя после своей женитьбы и кончины своего родителя Людовик возглавлял в окружении многочисленных прелатов торжественную церембнию освящения новых хоров в соборе Сен-Дени. Укреплялась, таким образом, та идеология королевской власти, творцы которой вдохновлялись писаниями Дионисия Ареопагита. Эта идеология могла теперь опереться на новые сочинения, созданные в монастыре. Понятно, что я имею в виду тот образ примерного монарха, который дан нам в жизнеописании Людовика VI, а также и «Истории короля Карла и Роланда», авторство которой приписывается епископу Тюрпену, и грамоту — фальшивую грамоту, — подписанную якобы Карлом Великим. Эти подделки (а тогда их подлинность никто не оспаривал) составлялись для того, чтобы люди поверили: Карл Великий и впрямь некогда преподнес свою корону Св. Дени, возложив на алтарь четыре золотые монеты и «моля своих наследников поступать подобным же образом каждый год, принося с земным поклоном всякий раз по четыре золотых безанта». Следуя этому завету, Капетинги XII века подтверждали, что они — законные наследники легендарного императора. К тому же, соглашаясь на выплату такого рода чинша, они становились как бы рабами этого святого, обеспечивая себе тем самым роль представителей той власти, которой, по убеждению Карла Великого, обладал его святой покровитель, и, следовательно, право на владение всей «этой землей, называвшейся Галлией и названной ныне Францией». Францией — поясняется в тексте — поскольку эти земли свободны (Branches) от всякого порабощения со стороны других народов. Предлагаемый текст гарантировал, таким образом, вольность всему королевству. И речь в нем шла уже не о королевстве, замкнутом рамками былой Франкии, а о таком, которое отождествляется уже со всей Галлией, ибо его восточная граница при жизни Карла Великого еще не была проведена. Кроме того, в этих текстах утверждалось, что поскольку император сделал аббатство Сен-Дени «главной церковью среди всех церквей королевства», то король, ставя себя под покровительство святого и беря его орифламму (как утверждалось — чудом сохранившийся стяг самого Карла Великого), призван принять на себя все его права и претендовать на подчинение себе епископата.

Между тем на протяжении нескольких десятилетий все более заметен был упадок монашества старого обряда. Поэтому набожный Людовик VII постепенно от него отворачивался, обращаясь к другому бенедиктинскому семейству, которое благодаря практике воздержания, отказу от роскоши приобретало все большее влияние. Речь идет об Ордене цистерцианцев. Все предки Людовика были похоронены рядом с гробницей Св. Дени. Единственное исключение — дед короля Филипп I. Людовик решает последовать его примеру, приказав уготовить для себя место вечного упокоения в основанном им монастыре, обители цистерцианцев. Члены этого ордена служили епископам. У короля достало ума, чтобы последовать их примеру.

Теперь стали строго соблюдаться правила, установленные церковными реформаторами в отношении избрания епископов. Король отныне лишь сообщал имя угодного ему кандидата, а затем вручал избраннику знаки его светских полномочий в епархии. Такое уважение короля к церковным установлениям, его набожность обеспечили ему приверженность епископского корпуса — поддержку чрезвычайно мощной силы. Удачей для династии оказалось и то, что в самый подходящий момент на троне ее стал представлять человек, над которым посмеивались в рыцарских собраниях, считая его чересчур пристрастившимся к церковным службам.