Ни слова о драконах - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Бисерова cтр.№ 31

— Проклят! Навеки проклят!

Взбешенный Тобиас, размахнувшись, нанес ему страшный удар. Несчастный юродивый, забился в судороге, а потом затих на мостовой. Но шепот «проклят, проклят, проклят» уже расходился в толпе, как круги от камня, брошенного в сонный пруд.

Сашка проснулась среди ночи, сквозь узорчатые окна с причудливыми переплетами проглядывала яркая полная луна. Соломенный тюфяк, казалось, был набит камнями: все тело ныло, а лоб словно сдавило стальным обручем. Несмятая постель Эвейн была пуста. Сашка опустила босые ступни на ледяной пол и торопливо оделась.

Она нырнула в промозглые, неприветливые сумерки и направилась к кладбищу. Вчерашний день плыл, словно в тумане, и у нее по-прежнему недоставало сил поверить в необратимость произошедшего. Грей, ее Грей убит. Убит.

В обители было принято хоронить умерших без промедления. Слепо спотыкаясь о рытвины, Сашка подошла к кладбищу, где возвышались покрытые травой холмики. Надгробных крестов в обители не ставили — каждый, кто приходил сюда, навеки отрекался от прошлой жизни и прежнего имени, становился безымянным братом в большой семье. Она без труда отыскала свежую могилу. Сашка подняла ком свежей земли и растерла в ладони. На вывороченном дерне каким-то чудом уцелел едва заметный дубок с тремя жухлыми листочками. Сашка вытянула из-за пояса свирель, с сухим щелчком разломила ее на две половины и зашвырнула в кусты. Она закрыла лицо руками, упала коленями в мокрую землю и зарыдала в голос.

Внезапно она почувствовала рядом чье-то молчаливое присутствие. Эвейн? Но, подняв глаза, вместо монашеского облачения увидела переливчатый наряд, сотканный из шелковых нитей и солнечных лучей. Оглянувшись, Сашка заметила и пару пегих волкодавов, которые неотлучно следовали за хозяйкой, — они лежали в высокой траве, высунув фиолетовые языки, и бока их высоко вздымались, как после долгого бега.

— Ты опоздала, Гексула. Он мертв.

— Я пришла забрать свое, — невозмутимо произнесла она.

Сашка нехотя отступила на пару шагов. Гексула склонилась и провела рукой над черной землей — пальцы ее чуть подрагивали, точно она читала невидимый орнамент, вытканный в воздухе. Заметив тонкий дубок, она ласково коснулась сухих листочков, опустилась на колени и стала руками разгребать землю у корня. Медленно обошла побег по кругу, шепча заклинание на языке, который больше напоминал совиный клекот, чем человеческую речь. Ветер, взметнувший подол ее наряда, принес запах прелой листвы и осенних грибов. Лесная нимфа достала веревку, сплетенную из сухой древесной коры, и свистнула одного из псов. Его собрат поднялся и, не двигаясь с места, наблюдал с тревожным беспокойством. Один конец веревки Гексула обвязала вокруг корня деревца, а другой накинула петлей на шею пса.

— Заткни уши, — не оборачиваясь, бросила она Сашке.

— Что?

Гексула, ласково погладив пса, отступила на пару шагов. Зверь, тоскливо поскуливая и не сводя взгляда с хозяйки, нерешительно двинулся следом, и веревка натянулась, как струна. Гексула отрывисто крикнула, и волкодав резко сорвался с места, вырвав побег с корнем. Пронзительный крик прорезал ночную тишину — исступленный, разрывающий сердце. Сашка присела, зажав уши ладонями. Оглушенный пес встал как вкопанный, его взгляд на миг остекленел, а из пасти вырвалось легкое облачко пара. Гексула бросилась к зверю и, выхватив длинный кинжал, перерезала веревку на его шее. В призрачном лунном свете Сашке померещилось, что корни дубка извиваются, точно щупальца только что выловленного осьминога.

— Прощай, — сказала Гексула, и ее силуэт стал дробиться, расплываться, как отражение в быстрой реке.

— Постой! — закричала Сашка, хватаясь за подол ее наряда, который расползался в ее руках белесыми клочьями тумана. Рваные тучи на миг заслонили луну, а когда Сашка моргнула, она уже стояла посреди маленькой хижины, пол которой был устлан хвойной стружкой, а в воздухе стоял терпкий аромат лечебных трав. У очага, подкидывая сухую щепу в едва тлеющие угли, возилась старуха с седыми всклокоченными патлами.

— Что, увязалась все-таки следом? — проскрипела она, бросив сердитый взгляд на Сашку. Только заметив у порога пару пегих волкодавов, не сводивших с непрошеной гостьи настороженного и враждебного взгляда, Сашка поняла, кто перед ней. Впрочем, Гексула, кажется, тут же забыла о ней. Она поднесла росток ближе к огню, рассматривая толстый узловатый корень, кривые отростки которого, как показалось Сашке, напоминали ручки и ножки недоношенного ребенка. Достав кинжал, Гексула отсекла побег и бросила его в огонь. Словно пробудившись от боли, корень зашевелился, заерзал в ее руках, жалобно попискивая. Старуха опустилась на медвежью шкуру, расстеленную у очага, и, перехватив нож за середину лезвия, сноровисто прорезала в корневище щелочки глаз, уши, чуть подправила уродливый нарост, превратив его в нос. Быстрыми штрихами наметила колени, локти, запястья и лодыжки, прорезала на конце каждого отростка по пять крошечных пальчиков. Затем она уперла острие ножа чуть ниже носа и, покрепче взявшись за рукоять, последним точным движением провернула воронку на месте рта. Чуть отставив руку, чтобы полюбоваться своим творением, по-беличьи прицокнула языком и уложила корень на сгиб локтя, точно младенца. Прикрыв глаза и тихо раскачиваясь из стороны в сторону, она принялась петь тихую песню на языке старом, как сам лес. Большой палец свободной руки она настойчиво вдавливала в грудь куклы, созвучно ударам сердца. Сашка смотрела во все глаза, боясь шелохнуться, но все равно не могла бы с точностью назвать миг, когда в уродливом обрубке проклюнулся огонек жизни. Но вот едва заметно встрепенулись веки, пролетел легкий, как взмах крыльев бабочки, вздох.

Тихая колыбельная все лилась, обволакивая теплым сонным мороком, потрескивали дрова в очаге, трещал сверчок, изредка встряхивался на насесте нахохлившийся сыч. Время замкнулось.

Когда Сашка проснулась, комната была залита солнечным светом, а за окном на разные голоса пели птицы. В комнату впорхнула Гексула, снова юная и прекрасная, как весна. Следом за ней в дверном проеме показался охотник с луком и колчаном за спиной. Он снял с плеч большую вязанку хвороста. Сашка смотрела во все глаза: это был Грей. Только, кажется, чуть выше и шире в плечах, покрытый бронзовым загаром, с копной каштановых кудрей. Он бросил на нее равнодушный взгляд и стал растапливать очаг.

— Грей? — тихо позвала Сашка.

— Не старайся. Не помнит тебя. Не помнит ничего. Теперь человек леса.

— Не может быть, — Сашка подошла ближе. — Грей, — снова требовательно позвала она и, коснувшись его плеча, тут же отдернула: он был теплым и твердым, как прогретое солнцем дерево. — Грей?

— Стал иным. Плоть от плоти леса. Каждый в лесу — брат. Дал каплю своей крови.

— Ты не помнишь меня, Грей? — Сашка взглянула на охотника сквозь пелену слез. Он поднял на нее пустой, непонимающий взгляд.

— Тебе пора, — сухо бросила Гексула. — Уходи.

— Эвейн будет счастлива узнать, что ты жив, — обернувшись, сказала Сашка напоследок. В лице Грея что-то дрогнуло. Он встал и выронил сучья из рук.