Не знаю, сохранил ли кто эту рукопись, но мы с Катюхой и Стаськой долго еще о ней вспоминали. Особенно жарко спорили по поводу последней фразы. Что именно имел в виду Юрий Николаевич, говоря о «выборе в лучшую или в худшую сторону»? Я и библиотекаршу нашу, Ию Львовну, об этом пытала, но она неожиданно отвернулась и заплакала. Возможно, изо всех нас она пострадала более всего…
Сочинение мы кое-как дописали, шелестя листочками и позевывая, начали сдавать, тут и звонок прозвенел.
А на уроке истории я вновь нарвалась.
Нет, правда! Не хотела я выпендриваться, но больно занятный материал затронула историчка – старинные фамилии с потомками, подчас не ведающими, кто же значится у них в предках. Учительница вещала о тяжелых временах, о репрессиях – вроде как многим приходилось скрывать свое дворянское происхождение, менять фамилии. Оттого и в генеалогических древах стала наблюдаться путаница. Тема была интересная, народ же продолжал зевать и тереть пальцами экранчики гаджетов. Разумеется, я подняла руку.
– Ты что-то хочешь добавить, Аникина? – глаза исторички настороженно поблескивали из-под очков. О моей прямолинейности она знала не понаслышке.
– Совсем маленькая добавка… Так получилось, что недавно мне попалась статья на эту же тему, – воодушевленно заговорила я. – Так вот там говорилось, что в семнадцатом и восемнадцатом веках было принято давать новорожденным измененные фамилии.
– Это зачем? Для прикола, что ли? – хмыкнул с места Вадим.
– Да нет, таким образом отцы лишали своих незаконнорожденных детей права наследования, но и не отказывались от них полностью. Обычно фамилии попросту урезались. Появлялись, скажем, у графа Шереметьева на стороне дети, и фамилии им давали: Метьев, Реметьев, Еметьев…
– Еметьев! – трубно повторил Васька Горулин с задней парты и, конечно, заржал. – А Иметьев было бы круче!
– Горулин! – одернула его учительница и снова взглянула на меня. – У тебя всё, Аникина?
– Ну, в общем, почти… Я думала, это будет интересно. Вы же сами сказали, что многие не знают своих корней, а тут явный ключ. Бастарды, то есть дети, рожденные вне брака, были обычным явлением тех времен, и потому графы, князья и даже представители царских семейств прибегали к подобным уловкам.
– Юсупов – Супов! – хмыкнул кто-то за моей спиной. – А Каверин – Аверин.
– Примерно так, – кивнула я.
– Значит, у Клавки незаконная дочь будет Лавка? – хохотнул все тот же Горулин.
– Детей женского пола это обычно не касалось, речь шла в основном о мальчиках, – терпеливо разъяснила я. – Кроме того, уреза́ли только фамилии. – Например, Кутузовы – Тузовы, Голенищевы – Ищевы, Морозовы – Розовы. Или даже у нас в классе – Лицына Альбина тоже вполне может оказаться потомком знаменитой династии Голицыных.
– Ага, незаконнорожденной потомшей! – пробасил неуемный Горулин. – Это, конечно, круто!
По классу волной прокатились смешки, и все наперебой начали склонять фамилии своих соседей.
– Аникина – Никина, Епифанов – Ифанов!
– Татищева – Тищева, Нарышкин – Рышкин.
– А лучше не начало обреза́ть, а концовку! Шнырев – Шныр, Кучеренко – Кучер!
– Или менять фамилии на антонимы: Мышкин – Кошкин, Мухин – Цокотухин…
– Цокотуха не антоним, баран!
– Сам баран!
– Баранов – Овечкин!
– Скажи лучше: Свечкин.
– Речкин, Печкин, Течкин…
– Так! Прекратили разговоры! – историчка побагровела. – Что ты здесь устроила, Аникина? Что за балаган?
Я пожала плечами. Так вот всегда и выходит: стараешься как лучше, а получается балаган.
– Быстро все замолчали! – гаркнула историчка. – Садись, Аникина. Продолжаем урок.
Я села поджав губы, бросила извиняющийся взгляд на Лизу. Подруга все поняла, успокаивающе коснулась моей руки. Я ведь действительно хотела, чтобы получилось интереснее. И про Альбинку ляпнула не со зла, наоборот – думала приятное сделать. А получилась оплеуха. И кто в этом виноват?
В общем, урок я скомкала и вместо респекта получила от учительницы нечто обратное. Конечно, не цунами с землетрясом, но все равно обидно. Мысленно я даже по щеке себя хлестнула: и чего выделываюсь? Научилась бы помалкивать – и был бы мир кругом да покой. На Альбинку я не оглядывалась, но даже спиной чувствовала ее буравящие глазки. Ясно было, что выступление мое она надолго запомнит…
– Куда теперь? В буфет? – поинтересовалась Лиза после урока.
Я помотала головой:
– К Иечке Львовне.
– Как-как?
– Ия – это наша библиотекарша. Очень добрая – даже чересчур. Там у нее закуток для своих, можно чай пить, сухариками похрустеть. Может, и книги новые появились.
– Ия, – медлительно повторила подруга. – Прямо космическое имя!
– Скорее уж каратистское! – фыркнула я.
– При чем тут карате? – не поняла Лиза.
– А вот смотри… И-йааа! – я выбросила вперед правый кулак. Не со свистом, как в иных фильмах, но тоже достаточно шустро.
Лиза прыснула. Хорошо она так смеялась, заразительно. Я тоже, не удержавшись, хихикнула. Хотя… Насчет имени она была права. Ия – имечко исключительное. От такого я бы тоже не отказалась, но, как известно, история с сослагательным наклонением дружит не очень. И раз уж назвали груздем, приходилось полезать в кузов. В смысле – терпеть и не выпендриваться…
Глава 10. Имя – это крест, а жизнь – полифония
Сколько может задать вопросов нормальный ребенок? Да тысячу! В отличие от взрослых, у которых любимейший вопрос: кто виноват? И я его тоже не раз задавала. Потому что не знала еще, что есть вопросы, на которые изначально не имеется ответа.
Вот кто виноват, что меня назвали Валерией? Скажете, родители? А я у них об этом тоже допытывалась. И выяснила, что папа и мама сами не знают, почему меня так назвали. Потом, конечно, придумали море отговорок-объяснений, но все это выглядело крайне неубедительно. Ну да, папа, как большинство пап, очень хотел мальчика, а получил девочку. И что с того? У многих пап подобные обломы случаются, но не все же называют дочек мужскими именами! Мама мне пробовала объяснить, что, жалея папу, предложила такое вот компромиссное имя. Валерия-то – имя мужское, что бы там ни толковали про конечную букву «я». То есть эта буковка его даже более мужским делает. Потому что уже и смягчать нечем, и гордое «я» маячит не каким-то там робким хвостиком, а реет этаким флагом на непокоренной башне. Типа все смотрите – кто я! Не Маша Ванина, не Надя Пупкина, а Валери – Я! Кстати, французский вариант именно так и произносится: «Валери́», с ударением на последнем слоге. У них и президент такой был – Валери Жискар д, Эстен. Вполне достойный дядька и к СССР неровно дышал. Но главное, что имя у него было звучное и красивое. Для мужчины, конечно.