Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках - читать онлайн книгу. Автор: Клиффорд Фауст cтр.№ 24

Фактическое патрулирование и оснащение протяженной границы от хребта Шабин-Дабага на западе до серебряных рудников Аргуня на востоке поручили двум недавно назначенным пограничным дозорщикам — Григорию Фирсову (участок к востоку от Кяхты) и Анисиму Михалеву (участок к западу от Кяхты). Г. Фирсов числился селенгинским дворянином, назначенным С.Л. Владиславич-Рагузинским на таможенную службу в его родном городе. Позже, как нам предстоит убедиться, он руководил одним из казенных обозов в Пекин. О. Михалев принадлежал к сословию служилых людей статусом пониже (к боярским детям) из Иркутска, и ему в 1727 году пришлось заниматься обозначением государственной границы к западу от Кяхты. Каждое лето этим двум пограничным дозорщикам полагалось отправляться в поездку по границе, восстанавливать пограничные знаки, инспектировать деятельность местных стражей границы и по мере возможности пресекать переправление контрабанды и переход беглецов в обоих направлениях. Вдоль границы предстояло оборудовать 64 поста охраны, а также назначить на них местных сибиряков (бурят и тунгусов) и прижившихся там казаков. Со временем участок границы от Томской области до океана охраняли гарнизоны восьми небольших крепостей. Местным сибирякам Нерчинского и Селенгинского уездов разрешили продавать лошадей, коров и овец в самой Кяхте и ее окрестностях, а также в Цурухайтуе с оплатой высоких таможенных пошлин в размере 50 копеек за лошадь и 5 копеек за овцу. Причиной такого невиданного одолжения считается нищета местного населения и отсутствие у него способности внести причитающуюся ежегодную натуральную подать — ясак. От каждой семьи раз в три года полагалось предоставить по пять рабочих для оказания помощи в строительстве крепостей и 20 овец на прокорм гарнизонов крепостей и тех, кто занимался делами границы.

Второй из новых приграничных торговых городов — Цурухайтуй на реке Аргунь — предназначался на замену маньчжурскому городу Наун в качестве транзитного пункта русских путешественников, и он заслуживает короткого упоминания. Место на реке, до того времени известное здешним жителям как Цурухайтуй, было выбрано в начале 1728 года на встрече между управляющим серебряными рудниками Аргуня Тимофеем Бурцевым и неким китайским чиновником. Несмотря на то что его четко указал в своих инструкциях С.Л. Владиславич-Рагузинский, как и Кяхту, в последующие семь лет этот город развивался слабо из-за предрасположения вице-губернатора Иркутской провинции А.П. Жолобова к другому населенному пункту в глубине российской территории. Только когда в 1736 году его преемником стал А.И. Бибиков, он и распорядился начать запланированную работу. Физическое положение Цурухайтуя представляется не совсем удачным. По сведениям И.Г. Гмелина, посетившего его в 1735 году, «трудно было выбрать более унылое место…». Дрова находились на расстоянии 40 с лишним километров, пастбища считались тощими, а сам город неоднократно подвергался подтоплению водами строптивой реки Аргунь. В 1756 году из Санкт-Петербурга сибирскому губернатору В.А. Мятлеву поступило распоряжение передвинуть этот пост на некоторое расстояние вниз по течению до места, менее подверженного регулярным потопам. Но даже после этого коммерческая ценность данного города повысилась совсем незначительно.

С момента основания самого города львиную долю торговли там осуществляли китайские инспекторы границы, проезжавшие через него как минимум раз в год. Обычно они становились лагерем на своем берегу реки напротив поста на срок от 10 дней до месяца в начале лета; в отличие от Кяхты здесь китайцы никогда не устраивали постоянное собственное поселение на маньчжурской территории. Поначалу торговля выглядела настолько скромной, что никаких таможенных пошлин с нее не взимали, в силу чего несколько мелких отрядов казаков, выставленных там, скопили увесистые суммы денег. Впоследствии Цурухайтуй обзавелся собственной ярмаркой, на которой в июне и июле проводились торги, но даже тогда они выглядели по большому счету событиями местного масштаба. Купцы покрупнее, раньше торговавшие в Науне, все поголовно перевезли свои предприятия в Кяхту или в тот же город Иркутск.

Просматривается несколько очевидных причин такого застоя в делах. Весь путь от Иркутска до Пекина через Цурухайтуй, Наун и Шаньхайгуань был на многие сотни километров длиннее, чем маршрут через Кяхту и Калган. Условия местности на таком маршруте, пусть даже еще не пустыни, представляются практически такими же трудными, особенно в высокогорье между озером Байкал и рекой Аргунь. Не меньшая опасность для путников исходила от разбойников. Товары из России можно было поставить практически до Кяхты на лодках или плотах по реке Селенге, а в Цурухайтуй добирались обозами, затрачивая огромные деньги и гораздо больше времени. Возможно, все эти физические трудности транспортировки товара перевешивало соседство Кяхты со среднеазиатскими народами, поставлявшими основные изделия повышенной рыночной стоимости, прежде всего ревень и ценный хлопок. Маньчжуры, по-видимому, не могли предложить никакого самобытного и ценного товара, который отсутствовал бы в Кяхте. Наконец, военная деятельность маньчжуров и колонизация ими территорий в Средней Азии вразрез с великой угрозой миру и порядку, которой они беспокоили местных русских чиновников и придворных чинов в Санкт-Петербурге, поспособствовали развитию торговли в Кяхте. Притом что во времена нависавшей опасности перегон коров, лошадей и доставка провизии монголам запрещались на государственном уровне, такая торговля всегда представлялась настолько выгодным делом, что возникал непреодолимый соблазн заняться незаконной коммерцией.

Организация приграничной торговли одновременно в Кяхте и Цурухайтуе, составление пекинского обоза и охрана самого пограничного района выглядела делом настолько же сложным, а полномочия различных чиновников до такой степени налагались друг на друга в отсутствие рационального их распределения, насколько это было принято в центральном управленческом аппарате Российской империи. На самом высоком уровне политические решения (и во многих случаях решения по внешне мелким токованиям и методам осуществления государственной политики в целом) принимались Правительствующим сенатом или, пока он существовал с 1726 по 1730 год, Верховным тайным советом, уполномоченным решать данные вопросы без проволочек, что далеко не всегда получалось у Сената. Во времена правления царицы Анны Иоанновны (1730–1740) сановники ее кабинета зачастую подменяли Сенат точно так же, как до них это делали вельможи Верховного тайного совета, когда речь заходила о сибирских обстоятельствах или китайских делах. Всем этим трем органам государственного управления действия позволялось предпринимать после предварительного формального одобрения монарха или без него. Формальное одобрение обычно помечалось традиционной фразой владельца престола: «Быть по сему». По предметам судебного разбирательства Сенат выступал в качестве высшей апелляционной судебной власти и суда последней инстанции. Что же касается китайской торговли, то обычно Сенат имел дело с казнокрадством и злоупотреблением служебным положением со стороны должностных лиц Восточной Сибири либо нецелевым использованием положений государственной торговой монополии, предоставленной на откуп купцам-единоличникам. Таких случаев насчитывается совсем не много, но те решения, которые принимались непосредственно Сенатом, имели первостепенное значение для государства зачастую потому, что должны были служить в качестве примеров тем, кто пытался играть с государством в вольницу и испытывать терпение его добросовестных чиновников. Конечно же эти высочайшие государственные ведомства обычно таким образом реагировали на донесения или запросы подчиненных им учреждений. При подобном подходе организация торговли между Сибирью и Китаем очень скоро становится крайне сложным делом. Управление самой Сибирью осуществлялось посредством воссозданного с 1730 года Сибирского приказа до его отмены в 1763 году. В соответствии с указом о создании Сибирского приказа это ведомство подчинялось Сенату, и его полномочия с 1732 года распространялись на все сибирские дела, включая назначение генерал-губернатора. В 1719 году громадные просторы Сибири по ту сторону Урала поделили на две области — Тобольскую и Иркутскую. В обоих случаях регионам присвоили названия по крупнейшим городам соответствующих краев. Пермский край, большая часть территории которого располагается к западу от Уральских гор, тоже отнесли к Сибири. Селенгинск с прилегающими землями, которым прежде управлял енисейский воевода, присоединили к вотчинам Иркутска. Править этими территориями назначали вице-губернаторов, но оказалось, что толковых и подходящих по рангу сановников на такие посты отыскать просто невозможно, и в Иркутск во времена С.Л. Владиславич-Рагузинского поставили воеводу А.В. Измайлова, считавшегося рангом ниже, чем требовалось. Указом Коллегии иностранных дел от 8 ноября 1729 года сибирскому вице-губернатору И.В. Болтину предписывалось особо позаботиться о передаче воеводе Измайлову полномочий на выполнение договоров, недавно подписанных с китайцами, и на охрану приграничных торговых пунктов.