– Дело не только в краже, – продолжила Вивьен. – Что, если кристалл разобьется?
– У нас есть инструкция на этот счет. За новым кристаллом нужно будет обратиться лично к министру труда и исправления.
Вивьен бросила быстрый взгляд на Тайрека, проверяя, не забывает ли он стенографировать.
Тайрек кивнул. Он записывал каждое слово. И все ждал, что Вивьен задаст вопрос, ответ на который ему очень хотелось получить. Но Вивьен молчала, и тогда юноша не выдержал:
– А как насчет обратной процедуры? Монкулам возвращают сознание в том же самом аппарате?
Директриса обожгла его таким яростным взглядом, что Тайрек едва не вздрогнул. Потом перевела взгляд на Вивьен.
Та поняла ее без слов.
– Тайрек, выйди, – приказала она.
– Мадам рей Старк, но кто же будет стенографировать?
– Выйди!
Продолжать спор было бессмысленно. Юноша сложил бумаги в папку, вышел за дверь и уселся прямо на пол. Если повезет, он что-то услышит. А если нет – что ж, просмотрит сделанные записи. Поработает над наброском загадочного аппарата, превращающего людей в монкулов… Займется чем угодно, лишь бы забыть, как осужденная женщина вздрагивала от прикосновения ножниц и как заплакала, поняв, что не дозовется до своего близкого человека, обращенного в монкула.
Через несколько минут Вивьен вышла в сопровождении директрисы и удалилась, оставив его сидеть под дверьми. Вернулась через полчаса, холодная и, кажется, чем-то серьезно озадаченная. Попрощалась с директрисой, кивком позвала Тайрека за собой.
Юношу так и распирало от любопытства, но, глядя на неестественно прямую спину Вьвьен, он понимал – сейчас не время для расспросов.
* * *
Потрепанный двухэтажный кирпичный дом располагался рядом со станцией локомотивов и потому, казалось, словно закоптился от угольного дыма. На углу возле уличного фонаря, стеклянный светильник на вершине которого был разбит, стояло трое таких же закопченных личностей в обносках, делавших почти невозможным определить, мужчины это или женщины. Ветер гнал по брусчатке мусор, из подворотни несло канализацией.
Взрыв резкого, визгливого смеха заставил Агату вздрогнуть. Она невольно оглянулась на троицу у фонарного столба и нервно стиснула в руках небольшой ридикюль с блокнотом, пером и переносной чернильницей и увесистым булыжником на самом дне сумочки. Булыжник она добавила туда только сегодня, в надежде, что он придаст ей уверенности.
Не придавал. Агате было крайне неуютно в этом районе Сириона. И дело не в том, что она знала о репутации Туманов; все вокруг – и улицы, и дома, и люди – словно пропитались гарью и безнадежностью, на всем лежал отпечаток упадка и нищеты, а в воздухе витало напряжение. Агате невольно подумалось, что Туманы напоминают ей голодную бродячую собаку – грязную, настороженную и злую, готовую за кость перегрызть что глотку соперника, что руку того, кто эту кость ей протягивает.
Однако именно тут, в Туманах, обитали родственники большинства приговоренных к обращению в монкулы преступников, чьи имена и адреса ей удалось раздобыть после тщательного изучения газетных подшивок. И это было неудивительно – где же еще обитать преступникам, как не в худших кварталах столицы.
И если она хочет стать хорошим репортером, а точнее, криминальным репортером, ей надо привыкать работать в самых разных условиях. Как ни крути, но большинство криминальных сюжетов все-таки разворачиваются не в лучших особняках города.
Она намеренно пришла в Туманы до полудня; жизнь в этих кварталах пробуждалась только к вечеру и достигала своего пика ночью, а утро считалось самым спокойным временем суток. Но даже сейчас на опустевших улицах Туманов Агате было очень не по себе.
Сверившись с адресом на бумажке, девушка с некоторым сомнением посмотрела на заляпанную деревянную дверь, с сожалением – на свои перчатки, и постучала.
Открыли ей не сразу. В появившейся щели появился слезящийся глаз и часть носа, испещренного мелкими красными сосудиками. Глаз подозрительно сощурился при виде аккуратного черного пальто Агаты, отороченного скромной серой атласной лентой по вороту и манжетам.
– Вам чего, дамочка?
– Скажите, это здесь раньше жила Сара эр Мосса?
– А вам зачем?
– Я из газеты, – ответила Агата, неосознанно комкая в руках ридикюль. – Я знаю, что срок наказания Сары истек, и хотела узнать, как она. Хочу написать статью о том, как живут люди, побывавшие монкулами.
Дверь резко захлопнулась. Агата растерянно моргнула – это все?
Раздалось шуршание и негромкий стук – и дверь распахнулась. Обладателем слезящегося глаза и носа в красных прожилках оказался седой мужчина с помятым лицом и трясущимися руками пьяницы.
– Сара здесь не живет, – ответил он.
– А где?
Мутные глаза метнулись к ридикюлю девушки.
– Если у вас найдется пара мэннингов, я вам расскажу.
– У меня только женнинги, – растерянно выдохнула она и тут же себя обругала: хороша репортер, не додумалась до такой элементарной вещи! Разумеется, ей нужны деньги, чтобы разговорить неразговорчивых, и, разумеется, не только желлинги!
– Давай, – немедленно согласился старик.
– Но… – замялась Агата. Владение женской валютой может обернуться для мужчины большими проблемами. – Вы же не сможете их потратить.
Старик хрипло закаркал, и Агата не сразу поняла, что он засмеялся.
– Ах, дамочка, в Туманах хождение валют куда… свободнее.
«Логично», – сообразила Агата и, покопавшись в ридикюле, протянула старику один желлинг.
Банкнота исчезла в трясущейся ладони словно по волшебству.
– Дочь к нам так и не вернулась, – сообщил старик. – Но она послала нам записку. Написала, что ей стыдно возвращаться туда, где все знают, что она была монкулом. Что она решила начать новую жизнь и уезжает в провинцию, туда, где никто не знает, чем она была. В Цвельт или Ревентину. Так что мы ее ни разу после того не видели.
– Спасибо, – поблагодарила Агата и развернулась, собираясь уходить.
– Эй, дамочка, – голос старика настиг ее в спину, – а у тебя еще желлинги есть?
Агата напряглась: уж не ограбить ли ее собираются?
– А что?
– Если есть, могу подсказать адреса родичей других бедолаг, которые стали монкулами.
– Там кто-то вернулся после окончания срока? – встрепенулась Агата.
Старик многозначительно потер большим и указательным пальцем друг о друга. Агата вздохнула. Денег у нее и так было в обрез, и вся надежда – лишь на гонорар за публикацию. Но публикация не случится, если она не получит информацию, а информация стоит денег. Такой вот замкнутый круг.
Что ж, деваться некуда.