Люди под кожей - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Миклашевская cтр.№ 26

– Ма-ам?.. – Голос ломается на середине слова.

Тишина.

Соседи завели кота, надо же. Животное единственное из всех домочадцев осмеливается выйти в коридор и с любопытством изучает нового человека. Подходит, принюхивается, и Лиза уже тянет руку, чтобы погладить кошака – обычного такого, полосато-дворового, но тот с шипением отпрыгивает в сторону.

– Ну вот, и ты туда же, – разочарованно качает головой девушка.

И все же встреча с котом придает ей немного сил. Лиза выпрямляется, разглаживает несуществующие складки на серой юбке и на этот раз зовет чуть громче:

– Мама, это Лиза, твоя дочь!

Любой другой человек на ее месте подумал бы, что дома никого нет, раз не отзывается. Любой, но только не Лиза. Она оставляет дорогую сумочку на треногой табуретке и, не разуваясь, цокает низкими каблуками в самый конец коридора.

Взъерошенный кот наблюдает за гостьей через щелку приоткрытой двери в комнату у туалета.

Когда становится понятно, что Лиза так и не купилась на дешевый спектакль, мать высоким голосом скрипит из комнаты:

– Нет у меня никакой дочери!

– Ну мам… – Лиза без труда щелкает дверной ручкой, и замок «с мясом» оказывается в ее маленьких ручках.

Картина предстает пугающая. Мать, Анастасия, или, как отец звал, Настасья, зажимается в покрытой паутиной углу и крупно дрожит. В руках – сканворды и вязание, то и другое закончено едва ли на половину. Одна из спиц мечом торчит из вспотевшей ладони.

– Мам, ты что? – Этим чистым, серым глазам невозможно не поверить. – Ты меня боишься, что ли?

Она задает этот вопрос уже много лет. Когда-то задавала и отцу, но сейчас осталась только мать. Отец как будто смирился.

Взъерепененная, напуганная, мать, наверное, молится про себя, чтобы ненаглядная дочурка поскорее Богу душу отдала.

– Конечно, боюсь. – Интеллигентность бывшей учительницы литературы не скрыть даже за десятком лет в коммунальной квартире. – Ты бы глаза свои видела жучиные. Белков нет совсем. Нечисть поганая. – Смелый плевок в сторону.

Беззаботно хохоча, Лиза опускается на неприбранную кровать.

– Мама, да сколько можно-то? Посмотри, в каких условиях живешь. А ведь когда-то шубу норковую носила, на машине хорошей ездила. Во что ты себя превратила?

– И драгоценности… – тихо произносит родительница голосом Голлума из «Властелина колец».

– Драгоценности? – немного опешив, переспрашивает Лиза.

– Драгоценности. Гарнитур бриллиантовый.

Лиза задумчиво касается собственного украшения. Носит она его, не стесняясь, напоказ, поверх простой белой водолазки, и камень на таком фоне кажется совсем прозрачным.

– И куда тебе сейчас этот гарнитур, мам? На халат твой застиранный? Ты небось из дома вообще выходить перестала.

Краем глаза Лиза замечает, что в комнате стало еще больше икон. Они повсюду: маленькие, большие, дорогие и бумажные, с изображениями всех святых, какие только существуют.

«Как забавно, – думает Лиза, – в богов не верит, а сама окружила себя самыми что ни на есть божками, только человеческими».

В комнате пахнет свечным воском, на подоконнике лежит раскрытый на середине молитвенник. Не о такой жизни Настасья мечтала семнадцать лет назад. Ох, не о такой.

– Да не в том дело. – Незаметно от дочери женщина пытается соорудить из спиц импровизированный крест. – Только вот нет у меня больше дочери, слышишь? Моя Лизонька умерла. А ты – ее демонический двойник. Завладела ее телом, как старым пальто, и расхаживаешь важной птицей по коридорам этого своего архитектурного гадюшника. Не твоя это жизнь, маленькая дрянь.

Редкие аплодисменты пугают Анастасию сильнее, чем атомный взрыв. Она вздрагивает, и весь ее импровизированный щит с коротким звоном падает на пол.

– Может, тебе стоит сходить к психологу? Я тут знаю одного отличного специалиста. В церкви тебе товарки черт знает что наплели, а это не домыслы – это наука.

– Ты можешь уйти?.. Просто уйти? – без всякой надежды спрашивает мать.

Лиза вспоминает ее молодой. Стройная, подтянутая, модная, с рыжими кудрями, озорно подскакивающими при любом движении. Эта мать слушала американский поп, носила привезенные дядей Мишей из Канады сапоги и красила ногти во все цвета радуги.

Рядом с папой она выглядела неуместно, почти противоестественно. Вот уж действительно «противоположности притягиваются». Только вот эти противоположности не просто притянулись, а склеились, не оставив места для утопающей в непонимании единственной дочери.

Гораздо легче сказать, что твой ребенок какой-то чужой, неправильный, нежели признать, что он всегда был всего лишь дополнением к вашему неземному союзу.

– Это ты первая стала другим человеком, мама, не я.

Лиза встает и, не оглядываясь, выходит из комнаты. Даже в другом конце коридора она слышит, с каким облегчением выдыхает мать.

«Что же во мне такого другого? – недоумевает девушка. – Чем я так очевидно отличаюсь от той другой?» Она все еще тут: ее воспоминания надежно скрыты и спрятаны в запертый на замок сундучок в качестве главного трофея.

Выходит, порой, какую бы маску ты ни надел, обмануть других не удастся, если не удалось провести самого себя.

Это тело жмет Лизе, как туфли-маломерки. Дышать в нем тяжело. Кожа натянута до предела, вот-вот лопнет от любого неосторожного действия. Ну и что, что не по размеру, зато свое. Ходит, плачет, смеется, мечтает. Простые житейские радости, ценность которых далеко не всем людям легко понять.

И тут же, как будто прочитав ее мысли, Денис присылает сообщение:

«Ты где ходишь?»

«По семейным делам», – гордо отвечает Лиза, прекрасно понимая, как нарочито отчаянно звучит это ее «семейным».

На лестничной площадке пахнет еще хуже, чем в квартире. Там у людей хоть какое-то достоинство осталось – здесь же пахнет теми, кто не дошел до порога собственного дома. Совсем пропащими. Пахнет мочой и чем-то тухлым. Точно так же пахнут тушеные овощи, которыми всех пичкают в детстве. Только эта вонь сильнее в десять раз – вот так, наверное, и пахнет сама смерть.

Пальцы летают по экранной клавиатуре:

«Уже освободилась. Хочешь встретиться?»

Если быть до конца откровенной, Лизе совсем не хочется с ним видеться, но нужно поддерживать имидж охочей до чужих сердец девицы. Чем позже Денис узнает, как сильно она устала от всего этого, тем лучше.

«Давай через два часа. Я с женой».

Лизе в ответ хочется написать: «Ты меня любил хоть когда-нибудь? Или просто привязался, потому что так долго носил в своем кармане? Или, может, испугался: раз столько видела, то непременно раскрою все твои секреты?» Правда, кому именно раскрывать секреты, Лиза не знает, даже если когда-нибудь и захочет это сделать. Не матери же. Та, допустим, поверит, да толку-то.