Семь миллионов сапфиров - читать онлайн книгу. Автор: Денис Калдаев cтр.№ 26

А потом показывала мне порхающего за окном «павлиньего глаза» или пестрокрылую медведку и с трепетом рассказывала о своей мечте – той самой небесной Lumia Characterus, которая водилась лишь в этих редких местах.

Я верил, что впереди лишь лучшее, но я боялся ее потерять. Боялся все разрушить. Помимо светлых и теплых чувств, я ощущал внутри себя некую крамолу, зернышко сомнений в окружающей меня реальности. Безусловно, я полюбил Иону, и, если понадобилось, мог бы пожертвовать ради нее собой – теперь я в этом абсолютно уверен.

Но я был болен Анализом. Этот злобный вирус отравлял меня изнутри. На моем счету оставалось пятьдесят дней, и я задавал себе неизбежный вопрос. Что же потом? Занавес, небытие, забвение. И опять я задумывался над тем, что же самое значительное я совершил за неполные девятнадцать, ведь Моцарту было дано писать симфонии еще в восемь лет, другим же – отмерено гораздо меньшее и за всю жизнь. И тогда я осознал, что кроме моей любви к Ионе, схожей с мимолетной, однодневной жизнью мотылька, нет ничего, и когда любовь исчезнет, необратимо исчезну и я.

Однажды, когда мы подрезали сирени в саду Амаду, Иона вдруг покачнулась и упала в обморок. Я едва ее поймал. Она стала мертвенно-бледной, губы плотно сомкнулись, веки подрагивали. Я запаниковал. Скорее отнес ее в тень и дал холодного зеленого чаю. Обнял ее и начал баюкать как младенца. Когда она пришла в себя, еле слышно зашептала:

– Я вспомнила… Кажется, я вспомнила свою дату. Боже мой…

Она была напряжена и страшно дрожала, хоть и стояла нестерпимая жара. Только не это. Я налил ей еще горького чаю. Выходит, гипноз дал слабину, а значит, Иона испытала те же ощущения, которые возникают после получения результата А1. Беспредельный ужас, отчаяние… Я прокручивал в голове все возможные варианты, что же делать. Суетился как ненормальный. Но спустя минуту она была уже спокойна, словно ничего и не случилось. Ее голос стал звонким и уверенным, как и прежде:

– Наверное, просто причудилось… Это все проклятое солнце. Так что пойдем лучше купаться! И хватит поить меня этой гадостью! – И опять вернулась моя Иона, прежняя, улыбчивая и задорная.

Но я долго не мог выкинуть из головы тот случай. Мысли о нашем будущем мучили меня не меньше, чем ее. Но мы оба молчали на эту тему.

Иногда я спрашивал ее о прошлом. Поначалу она отвечала весьма уклончиво, будто скрывая некий секрет, которого стыдилась или боялась. Столь же неохотно она говорила о своих личных переживаниях относительно Анализа.

Но однажды мы так далеко забрели от Фарфаллы, что решили провести ночь у озера и насладиться звездным дождем. Волны тяжко ухали о берег, мы сидели у костра и пили чай, настоянный на чабреце.

В термосе плавали тоненькие веточки, прежде осыпанные розовым пухом соцветий, теперь же – бледные, выцветшие, отдавшие себя целиком напитку янтарного цвета.

Иона тихонько мурлыкала песенку Эры Неведения и любовалась небом. Горизонт озаряли тусклые вспышки метеоров. Мы были у самой кромки берега.

– Тебе удобно? – спросил я.

– Да. Здесь замечательно, – улыбнулась она и вдруг по-кошачьи ко мне прильнула. – Пусть это будет нашим лучшим вечером.

В ее глазах отражались крохотные огоньки костра, волосы чуток сбились, взлохматились на макушке, но она была столь естественна и непринужденна, что это лишь подчеркивало ее красоту.

Я почувствовал, как между нами установилась особая, эфемерная связь. Словно серебряная нить соединила наши сердца в одно.

– Холодная вода напоминает мне север, мое детство, – вдруг призналась Иона.

– Так ты северных кровей?

– Вовсе нет. Я родилась на острове, в семье, про которую наверняка слышали все, – она говорила тихо, словно робела от своих же слов. Точно это была ее исповедь, горькая правда, которой она почти ни с кем не делилась. – Но из-за одного очень плохого случая мама бросила отца и уехала со мной в северный городок Сан-дель-йен. Мне было всего несколько дней от роду. Через семь лет маму арестовали и отправили на принудительное лечение в психиатрическую клинику, где в скором времени она скончалась. Но я знаю, что она была невиновна. Ты сам поймешь. А после ее ареста меня увезли в Самшир.

– Но я ни разу тебя не видел, – меня это удивило.

– Наверное, это потому, что я жила в левом отделении, а ты – в правом, вот мы и не встретились.

Я действительно всю свою юность провел в правом отделении.

– …мне каждую ночь снилась мама, полярные сияния Сан-дель-йена, алые полоски маяков. Я помню все смутно, очень смутно. Мой отец стыдился меня, а потому и предал… Он относился ко мне как к досадной ошибке, не больше. Разве можно искупить предательство?

Я покачал головой. «Но неужели Иона говорит сейчас про Арктура? – подумал я тогда. – Он показался мне столь любящим отцом… Как же заботливо он протирал тогда ее фотографию!»

Но тут же все прояснилось.

– В двенадцать лет меня удочерил один очень хороший господин, – улыбнулась Иона. – Я называла его «добрый самаритянин», прямо как в Библии. Его зовут Арктур же Софен, и он живет в Самшире. Он первый, кто стал относиться ко мне как к личности. Арктур действительно очень хороший… Мне ведь уже делали Анализ – кажется, на второй день после моего дня рождения. Я расскажу об этом позже… А ведь Арктур души во мне не чаял. Он не хотел меня терять и все повторял, что с радостью отдал бы свой запас времени мне…

Иона закрыла глаза и полностью отдалась воспоминаниям. Она все так же тихонько рассказывала свою историю, и те далекие образы озаряли ее лицо, словно отблески догорающего костра. Я не смел ее перебивать.

– Недавно я чудом устроилась в компанию «Гипно Счастье», а потом узнала, что это случилось по большому блату, ведь на собеседование допускались только люди с классом не ниже воина. Меня взяли, и я, омраченная последними событиями, сама решилась на процедуру, и после этого моя жизнь изменилась. Как будто я сбросила с плеч тяжеленный рюкзак. Я особо не тревожусь по поводу… смерти. – Тут Иона помолчала несколько секунд, словно набираясь мужества перед последним словом. – Ведь мне неизвестна точная дата: я знаю лишь то, что я агнец, а значит, мне осталось не больше пяти лет. А потом… Потом я встретила тебя и поняла, что ты тот самый человек, который никогда не предаст. Я не терплю предательств… А еще ты чудесно рисуешь. – Она коснулась моей руки, и внутри меня все затрепетало, пробежало легким морозцем по спине. Ее рассказ взволновал меня.

– Ты сказала, что твоя семья была известна. Кто же твой родной отец? – не выдержал я.

Иона долго молчала, и в глазах ее вспыхнули искры презрения и разочарования, отчего я стал жалеть, что с моего языка сорвался вопрос, причинивший ей боль.

– Ты желаешь знать? Ну что ж, его зовут Люциус Льетт. И он ненавидит меня. – Она понуро опустила голову и стала чертить на песке барашка.

Меня точно током ударило. Иона молчала. Я обнял ее, озадаченно, несмело и стал приободрять, что не все так плохо, что люди с высшим классом, как правило, все высокомерны по своей природе. Разумеется, кроме ее отчима, Арктура же Софена, которого она должна считать своим истинным отцом.