– Заправочный привод иногда заедает. Приходится его вручную вправлять, ногой.
Брейн кивнул, продолжая сидеть пристегнутым и не решаясь без команды снимать страховочные ремни.
Заправка длилась с четверть часа, и все это время было слышно, как где-то в корме то включаются, то вновь выключаются какие-то электроприводы.
Наконец заработали малые маневренные двигатели, шум от которых был едва различим, как стрекотание далекого сверчка. И едва шаттл отошел от узла, его место тотчас заняло другое судно с сухими баками.
«Плотненько у них тут», – подумал Брейн.
Включились маршевые двигатели, но пока в прогревочном режиме, то добавляя, то убавляя тягу.
«Адаптация к топливу», – предположил Брейн.
В салон вышел пилот-суперколвер.
– Ну что, можно расстегиваться? – спросил Брейн.
– Нет, через часик можно. А сейчас лучше посетите гальюн, а то потом это сделать будет крайне сложно.
– Болтанка начнется?
– Нет. Спецрежим, который включается на марше, не способствует потере массы. То есть до гальюна можно дойти легко, а вот толку с этого – ноль.
– А что же это за режим такой? – поинтересовался Брейн.
– Это такой гибридный прыжок. На самом деле он лишь называется прыжком, а по сути лишь линейный разгон без перехода в подпространство. Мы будем скользить по границе перехода фаз – твердой и плазменной формы.
– То есть мы с вами тоже в виде плазмы будем?
– Нет, в виде плазмы будет лишь часть обшивки, примерно третья часть массы судна.
– Треть массы?! А что потом будет с нашим кораблем? Как мы вообще будем лететь дальше? – Брейн был не столько испуган, сколько удивлен.
– А что вас так пугает?
– Я немного изучал теорию плазмы взрывных процессов, и там только «распад первоначальных форм», и ни о каком восстановлении не говорится.
– Эй, да вы, я вижу, диверсант! – радостно воскликнул пилот.
– Совсем не обязательно, – сдал назад Брейн.
– Ладно-ладно, – по-варварски махнул рукой суперколвер. – Это не мое дело, но для того, чтобы после плазменного перехода мы вернули массу и форму, у нас на корабле смонтирован контур матричного поля, в памяти которого прописаны все параметры корабля во всех подробностях. Поэтому после торможения все прописанные в контуре формы возвращаются в первоначальное состояние.
– Да?
– Да.
Ответив на вопросы пассажира, пилот посетил гальюн, и после него этой услугой воспользовался Брейн – бывалые плохого не посоветуют. И да, гальюн оказался теплым и сухим, в то время как на других судах Брейну часто приходилось видеть там иней.
20
Не особенно мудрствуя, Брейн решил не изменять своим привычкам и автоматически заснул, как только скоростное судно вышло на крейсерский режим.
Спустя четыре часа он все же проснулся, чтобы сходить в гальюн по малой нужде, однако, как и предупреждал пилот, рядовая процедура вылилась в целый гражданский подвиг.
Еще два часа он бодрствовал, в который раз прокручивая события последних месяцев и проверяя, правильно ли «разложил все по полочкам». Получалось, что правильно. И Брейна снова сморил сон, однако уже минут через тридцать яркий свет в небольшом иллюминаторе заставил его проснуться.
Как оказалось, неподалеку к их шаттлу пристроились еще два судна, и свечение плазменной короны вокруг их корпусов было более заметным, чем свечение плазмы шаттла.
Желто-голубое пламя не давало Брейну сразу определить тип судна, однако, поскольку те вели себя беспокойно, то и дело перестраиваясь, он сумел разглядеть обтекатели пушек и титанитовые кожухи низкочастотных радарных генераторов.
Это были истребители.
Пара вдруг резко отошла в сторону, а затем, скользнув вниз, показала расположенные на брюхе подвески с ракетами.
Оценив размер боеприпасов, Брейн сделал вывод, что это скоростные перехватчики, но что они делали здесь – рядом с коммерческим бортом?
Не успел Брейн погрузиться в анализ, в салон выскочил пилот-суперколвер. Теперь его лицо было красным, он нервно скручивал листок жесткой электронной бумаги, на которой обычно появлялись дубли навигационных сообщений и прогнозов космической погоды.
– О, надеюсь, ты в порядке? – спросил он, притормаживая.
– Что-то случилось?
– А что могло случиться? Хотя… да, случилось.
– Я видел перехватчики…
– Это наши, но их слишком мало.
– Их было два.
– А тех – двадцать.
– Каких «тех»? – поднялся с места Брейн.
– Каменные ящеры, так их здесь называют.
– У них что – свой флот имеется? – удивился Брейн и посмотрел в иллюминатор, но там было темно. Свои, видимо, ушли, а чужие не появлялись.
– У них нет больших кораблей, однако малой авиации достаточно. Другое дело, что здесь они показывались редко, – мы же в паре шагов от точки торможения, и тут повсюду зенитные стационары… – Пилот развел руками. – Не знаю, на что они надеются.
– А давно вы тут были в последний раз? – спросил Брейн, снова выглядывая в иллюминатор.
– Пару месяцев назад – забрасывали груз на Мерло-Грациус.
– За пару месяцев ситуация могла перемениться. А почему даже звезд не видно?
– Мы идем по краю светового барьера, поэтому никакие объекты внешнего мира с нами на волновом уровне не стыкуются.
– Но пару истребителей я видел.
– Видели, потому что они шли в том же режиме, что и мы.
Внезапно в глазах у Брейна потемнело, и он, качнувшись, схватился за спинку кресла, думая, что падает в обморок, но затем снова стало светло, как будто включили свет.
– Что это было?! – воскликнул он.
– Встречным курсом прошли! – ответил пилот и, приблизившись к одному из иллюминаторов, выглянул наружу.
– А темнота? Почему даже в глазах потемнело?
– Наложение фаз, они же прошли встречным курсом.
– Понятно, – кивнул Брейн, хотя ничего не понял. – А что же нам теперь делать?
– Будем надеяться, что у них уже нет времени вернуться и перехватить нас или у них какие-то другие цели.
– А может, вам следует как-то поманеврировать? Или вызвать помощь?
– Помощь нам уже оказали – сообщив о присутствии пиратов и их количестве. А маневр в этом режиме движения почти невозможен.
– А истребители вон как крутились, – заметил Брейн.
– Возможно. Но мы раз в двадцать тяжелее их, нам так не покрутиться.