Выйдя из-за ларьков, Феррум настороженно огляделся по сторонам.
Кажется, никто его не видел. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам, им не было до него дела. Все были озабочены своими собственными делами, а он вообще был для них невидимкой, незначительной деталью городского пейзажа.
И все же Феррум чувствовал какое-то беспокойство. Ему казалось, что его руки и лицо в крови того мелкого карманника.
Он убеждал себя, что никакой крови на нем нет, да если и есть пара капель – они незаметны на его красноватой, словно тронутой ржавчиной коже, на рыжих волосах.
Феррум прошел квартал, свернул в тихий переулок, где припарковал свою машину, снова огляделся. Мимо прошел какой-то пожилой тип, взглянул на него подозрительно.
Феррум не остановился возле машины, наоборот, он прибавил шагу, прошел еще один квартал, оглянулся. Старик свернул за угол. Да нет, все в порядке. Его чутье говорило, что он не наследил, а своему чутью Феррум верил.
Он вернулся, открыл дверцу машины, сел на водительское сиденье и осмотрел себя в зеркале заднего вида.
Вроде все нормально, никакой крови на нем нет.
Как все же неудачно все вышло!
Этот карманник сам напоролся на нож, Феррум не собирался его убивать. Зачем? Впрочем, ничего страшного. Это не первый покойник на его пути. На то он и Феррум, то есть железный, чтобы не обращать внимания на такие мелочи.
Ферруму нравилась его кличка, ему приятно было объяснять новым знакомым, которые спрашивали, что она значит: Феррум – это железо… я железный, понятно?
Правда, на самом деле у этого прозвища было совсем другое, не такое лестное объяснение.
Его дал Ферруму один очень важный человек по кличке Химик. Он и правда хорошо разбирался в химии, умел делать из безобидных таблеток, какие можно купить в любой аптеке, яды и наркоту. Говорили, что до того, как стать большим человеком, он был простым учителем химии в средней школе.
Увидев первый раз Феррума – тогда еще просто Витьку Рыжего, – Химик усмехнулся своей кривой улыбкой и сказал:
– Феррум два о три…
– Чего? – удивленно переспросил Витька.
– Ты, парень, как будто заржавел. А формула ржавчины – феррум два о три… будешь ты у нас Феррум!
– А что, красивое прозвище!
С тех пор так и пошло – Витька Рыжий стал Феррумом. Химика уже давно не было в живых – его угостили собственным ядом, так что сейчас никто уже не помнил, откуда взялось это погоняло. Никто, кроме самого Феррума.
Успокоившись, Феррум задумался.
Куда же девалось то, что он искал?
В сумке этого не было, он проверил ее очень тщательно, проверил каждый кармашек, каждый шов.
Зато в сумке он нашел кое-что полезное…
Феррум вытащил из кармана белый листок.
Все правильно – это было почтовое уведомление, обычный бланк с печатью Почты России. На нем были номер и дата, а еще – адрес и имя получателя.
Феррум прочитал это имя: Королькова Евгения Михайловна.
Ну что ж, Евгения Михайловна, пора нам с тобой познакомиться поближе…
Но знакомство с Евгенией Корольковой пришлось отложить: в «бардачке» машины требовательно и тревожно зазвонил мобильный телефон.
Это был не обычный телефон, по которому Феррум разговаривал со своими прежними знакомыми и немногочисленными друзьями. Это был специальный одноразовый телефон красного цвета, по которому с ним связывался тот человек.
Феррум почувствовал, как холодок пробежал по его спине легкими пальцами. Да что это с ним? Почему звонки того человека так его напрягают?
Он открыл «бардачок», вытащил из него красный телефон и проговорил неожиданно охрипшим голосом:
– Слушаю.
– Очень хорошо, что слушаешь! – прозвучал в трубке механический, холодный и скрипучий голос. – Опять у тебя прокол?
Вот откуда он знает? Что он, следит за Феррумом?
– Ну, почему прокол… у меня есть кое-какие результаты…
– Мне нужны не кое-какие результаты. Ты знаешь, что мне нужно. – Голос в трубке стал еще холоднее, еще жестче. – Ладно, хватит оправдываться! Приезжай немедленно на остров Голодай… знаешь там лютеранское кладбище? – и механический голос продиктовал подробную инструкцию.
Голос в трубке уже давно молчал, а Феррум все еще сидел, тупо глядя перед собой. Вдруг он спохватился: нужно ехать, ехать как можно скорее, а то тот человек разозлится…
Феррум включил зажигание, выжал газ и поехал на Васильевский остров. Там, переехав реку Смоленку, попал на небольшой остров Голодай. Вспомнив инструкцию, подъехал не к главным воротам лютеранского Смоленского кладбища, а к неприметному пролому в чугунной решетке, укрытому разросшимися кустами персидской сирени. Оставив машину возле ограды, пролез в проем и пошел по узкой дорожке между двумя рядами надгробий.
Еще каких-нибудь сто лет назад на Васильевском острове тогдашнего Петрограда немецкий язык звучал едва ли не чаще, чем русский. На каждом шагу попадались вывески на немецком языке – аптеки и кондитерские, писчебумажные магазины и пивные. Немцы жили в этом городе с самого его основания. Жили и умирали. И тут, рядом с Васильевским островом, находили они свой последний приют.
Позднее, перед началом Великой войны, василеостровских немцев выселили в Казахстан и другие отдаленные места. Живых – выселили, но мертвые остались.
Мрачные, потемневшие от времени надгробные камни и чугунные кресты выстроились вдоль дорожки; казалось, они провожают незваного гостя неодобрительными взглядами, тихо и осуждающе шепчутся за его спиной. Надписи, выполненные громоздким, витиеватым готическим шрифтом, оплетали эти надгробия, как дикий виноград оплетает старинные часовни. Казалось, здесь похоронены не булочники и аптекари с Васильевского острова, а ландскнехты и алхимики давно минувших времен.
Феррум, как велел ему тот человек, миновал поперечную дорожку, прошел мимо печального каменного ангела с опущенным факелом в руке, увидел впереди гранитное возвышение, на котором в решетчатом обрамлении стоял большой каменный склеп с закрытыми железными воротцами.
Подойдя к возвышению, Феррум огляделся по сторонам, наклонился и поднял камень, лежащий слева от ворот.
Как и сказал тот человек, под этим камнем оказался большой старый ключ с фигурной бородкой. Феррум вставил ключ в замочную скважину, повернул его.
Раздался громкий скрип, и ворота открылись.
Склонив голову, чтобы не удариться о притолоку, Феррум вошел в склеп.
Железные воротца с тоскливым скрипом закрылись за ним, он оказался в сырой темноте склепа. Но глаза очень быстро привыкли к скудному освещению, и Феррум разглядел перед собой четыре высоких каменных саркофага.