– Давно служишь?
– Давно, – шмыгнул носом рядовой, – две недели скоро… Из Закинфа мы. Рекрутские наборы… Кого на Казематы, кого – еще куда, а меня в Пауки, значит… Узлы я хорошо вяжу. Любые…
– Узлы – это дело, – ободряюще закивал бродяга, отчего шея его собралась в многочисленные складки. – Узлы нам нужны… Давай, я тебе палец забинтую, как положено, а после ты сходишь к центуриону Анхизу, и скажешь…
– Не дойду я, – всхлипнул Анк Пилум, расслабленный чужим сочувствием. – А дойду, так лар Анхиз мне в рожу – за несоблюдение и дурость…
Бродяга встал и повернулся лицом к корпусу центурии, на втором этаже которого были открыты два крайних окна.
– Эй, Анхиз! – неожиданно завопил бродяга дурным голосом. – Анхи-из! Выгляни на пару слов! Осчастливь зовущего! Анхизушка-а-а!…
В окне появилась встрепанная голова, и рядовой Анк Пилум с ужасом понял, что лар Анхиз спал, и в разбуженном состоянии ничего хорошего от него ждать не приходится.
– Слушай, Анхиз, если я к тебе этого парня пришлю, – надрывался между тем бродяга, – что ты ему сделаешь?
– В рожу двину, – не задумываясь, пообещал центурион Анхиз, протирая заспанные глаза. – Чтоб не будил.
– Так ты ж уже не спишь! – засмеялся бродяга, и нахальство прямо-таки проступило изо всех пор на его сплющенной ухмыляющейся физиономии. – Значит, и повода не будет…
– Будет, – не согласился упрямый Анхиз. – Ты погоди его присылать. Лучше я сам спущусь, и тогда повод обязательно найдется.
Рядовой Анк Пилум удрученно засопел, и бродяга вновь расхохотался, садясь на корточки и ловко бинтуя поврежденную ногу, словно всю жизнь только и занимался лечением нерадивых часовых. За этим занятием их и застал спустившийся центурион, на ходу застегивающий многочисленные пряжки своей форменной амуниции.
Бродяга оторвался от перевязки, сунул клешню за пазуху, извлек оттуда скрученный в трубку лист бумаги и многозначительно помахал им в воздухе.
– Кто подписывал? – осведомился Анхиз, почесывая волосатую грудь, уже начинающую седеть.
– Медонт, – немедленно ответил бродяга.
Рядовой Анк Пилум отодвинулся в тень забора, стараясь не привлекать к себе внимания, и подумал, что бродяга ведет себя как-то странно. До того эта мысль почему-то не приходила ему в голову. Или приходила, но заблудилась и только сейчас выбралась к месту назначения. Поздно, наверное…
– Я беса брать не пойду, – задумчиво покачал головой Анхиз. – У меня все Пауки в разгоне. Предупреждать надо. Заранее… Из ветеранов человек пять-шесть, три метателя, и эти…
Он махнул рукой в сторону скорчившегося рядового. Махнул пренебрежительно, но с некоторой симпатией.
– И этих, рекрутов необученных, дюжина… Их учить да учить, а обкатанный бес две трети угробит, пока свяжем. Право Правом, а зря людей губить не дам. Ни сырых, ни прочих.
– Брось труситься, – жестко сказал бродяга, облизывая пересохшие губы. Язык у него был длинный и узкий. – Женщину брать будешь. Дочь Архонта, жрицу Леду. Из охраны – кормилица да чернокожий у задних ворот. Но ветеранов возьми. Мало ли…
– А беса там не окажется? – с сомнением в голосе поинтересовался Анхиз. – Случайно… Иначе чего ты ко мне пришел, а не к Блюстителям? По старой памяти? Прошлый Пустотник присоветовал?
– Беса не окажется. Но может оказаться. Улавливаешь разницу? И к тому же… Хочу, чтоб присмотрелся ты… До завтра – нет, до послезавтра – у тебя все сползутся? Подумай…
– Кто? – центурион поправил сползший ремень поножей на левой голени. – Имя? Округ?
– Марцелл из Западного. С разрешения Совета. Бумаги пришлют с нарочным.
– Это который?… – начал было центурион, но замолчал, видимо, что-то припоминая и прикидывая. – Соберутся, – наконец сказал он. – Тут многих собирать придется. Но – возьмем. Что еще?
– Все, – сказал бродяга. – До вечера все.
…Центурион застыл в воротах и долго глядел вслед ушедшему. Осмелевший Анк Пилум подковылял к нему и встал за спиной.
– Разрешите обратиться?
– Валяй, – буркнул нахмуренный Анхиз.
– Кто это был?
– Это? Деревня ты… Это Даймон. Новый окружной Пустотник. Они к нам частенько захаживают. По делу…
– А-а-а… – испуганно закивал рядовой, остолбенело косясь на собственную забинтованную ногу. – Демон… Ясно…
– Да? – равнодушно спросил Анхиз. – Вы их так называете?…
2
Рыба утку спросила: «Вернется ль вода,
Что вчера утекла? Если да – то когда?»
Утка ей отвечала: «Когда нас поджарят,
Разрешит все вопросы сковорода».
Гиясаддин Абу-л-Фатх Хайям ан-Нишапури
3
Я опоздал. Целый день мне было не по себе, я никак не мог дождаться уговоренного часа, и не дождался, ноги сами принесли меня к знакомому забору, знакомой калитке – и все же я опоздал.
Позднее я часто размышлял над тем, что могло бы случиться, приди я вовремя. Возможно, Пауки изловчились бы уволочь спеленутого Марцелла куда положено. Возможно, я сумел бы пробиться и ушел бы в бега, так и не столкнувшись с Пустотником Даймоном лицом к лицу. Или мы встретились бы с ним посреди улочки, где пыль к тому времени успела бы скататься в кровавые шарики, – и то, что произошло потом, на арене, состоялось бы сразу, а конец мог бы оказаться совсем иным…
Видимо, сказалась общая безалаберность судьбы, которая, как известно, слепа и способна на самые нелепые поступки. Я, наверное, пользовался особым расположением Ее Капризности, пользовался в течение всей своей жизни – если даже иметь в виду не только бесовскую ее часть, нудную и бесконечную, но и те, остальные жизни, кричащие во мне незнакомыми словами, захлебывающиеся в сухом змеином шорохе Зала. Их лица пока прятались под раскрашенными масками, и я не мог, хотел и не мог крикнуть: «Маска, я вас знаю!»
Я их не знал. И расшалившаяся судьба тасовала колоду.
…Сначала я увидел калитку, сорванную с петель. Вокруг было обилие следов, словно множество людей долго топталось на одном месте, не решаясь войти… А у порога валялся обрывок толстой веревки с узлом на конце. Таких узлов я никогда не встречал, и тем более не вязал.
Узел мне не понравился.
Сад оказался на удивление нетронутым, хотя я ожидал совсем иного. И сад, и дом, и убранство комнат – я внимательно осматривал все, крадучись вдоль стены и заглядывая в окна, но дом был пуст, спокоен и невозмутим, от мрамора лестницы до перламутровой плитки знакомого зала, где стояли упакованные вещи, у зеркала лежал забытый в спешке черепаховый гребень с инкрустацией, а на полу блестел обнаженный кинжал Зу Акилы.
Маленький изящный кинжал, с волнистым лезвием, с чеканкой по клинку… и лезвие слегка отсвечивало красным. Все остальное было в полном порядке.