1. Ученица и учитель
- Ну вот. Понятно, что ли? Давай следующий вопрос.
- «Вскоре после отмены крепостного права в ряде регионов
России начались крестьянские бунты. Как вы думаете, чем они могли быть
вызваны?»
- И чем?
- Не знаю.
- Как не знаешь!? Разбирали ведь сегодня!
- Ну не знаю…
- Е-мое…
- А! Погоди! Наверно, им не нравилось, что их освободили?
- Не нравилось, что их освободили?!
- Да, а что? Привыкли жить рабами и вдруг стали сами по
себе. Раньше за них барин все решал, а теперь самим думать приходится. Я
слышала, у некоторых заключенных депрессия начинается, когда их из тюрьмы
выпускают - до того они уже к ней привязались!.. Думаешь, Мария Юрьевна зачтет
такой ответ? А? Ну что ты молчишь? И не надо смотреть на меня с таким
выражением!!!
- Мдя… - Парень многозначительно ухмыльнулся. - Вы, барышня,
с каждым днем удивляете меня все больше и больше! Такой интеллект, такая
осведомленность - и полное отсутствие способности к анализу!
- Пф-ф-ф! Слов-то, слов-то умных! - только и смогла ответить
девушка.
Учитель и ученица сидели за накрытым скатертью круглым
столом, заваленным учебниками, книгами, пособиями, атласами, схемами,
конспектами, листками разной степени потертости и рваности. Из открытого окна,
над которым надувался, как парус, белый тюль, пахло весенней свежестью, влажной
землей и молодыми листочками. Гулять было нельзя. Даже просто смотреть на улицу
было нежелательно. Приближался конец учебного года, предпоследнего года школы.
Исправить четверки по русскому и литературе, портившие почти полностью отличный
дневник, уже не представлялось возможным; единственным способом не лишиться
надежды на серебряную медаль оставалось подтянуть историю. Хлипкое «хорошо», на
которое Мария Юрьевна оценила знания о прошлом человечества, на самом деле было
почти тройкой. Совершить рывок на два балла всего лишь за пару недель -
наверное, это было так же трудно, как заставить привыкших к рабству крестьян
быть свободными.
- Что ж. Начнем с начала. Итак, барышня, прошу вас
вспомнить, на каких условиях освобождалось крепостное крестьянство!
- Да ну тебя…
- Мадемуазель! Не хамите учителю!
- Хватит выпендриваться! Сам ты «мадемуазель»!
- Блин, Созонова! Вспоминай давай условия уже, кому сказал!
Ты тройку хочешь?
- Ох… Во-первых, личная свобода. Это сразу. Во-вторых…
Девушка послушно начала перечислять положения Манифеста 19
февраля 1861 года. Приподнятые, как у Гагарина, уголки губ создавали
впечатление, что она улыбается, несмотря на усталость. Слишком высокие и
чересчур тонко выщипанные брови придавали круглому лицу, казавшемуся из-за
прямого каре еще более круглым, выражение наивно-удивленного смущения. О
небольшом росте и некоторой упитанности - нет, не полноте, а именно
упитанности! - сидящей за столом ученицы можно было догадаться разве что по
лежащим на учебниках пухлым ручкам с короткими пальцами. Девушку звали Вера.
Имя парня - рыжая шевелюра, веснушчатый нос, смешные оттопыренные уши,
несколько волосинок под носом, жидкое подобие бороды и ужасно важное выражение
лица - было Михаил.
- И что? - назидательно спросил он, когда перечисление
положений Манифеста закончилось. - Сама бы ты не стала бунтовать в таких
условиях? Объявить свободу - объявили, а пахать по-прежнему приходится на
барина, да еще и оброк ему платить, пока землю не отработаешь! Притом, что в
результате эту землю тебе еще и урежут: «лишние» участки отдадут старому
хозяину, а сам - живи на шести сотках! И кормись с них как хочешь!
- Шесть соток? Погоди… Тут разве говорилось, что шесть
соток? - Вера, удивившись, начала листать учебник.
- Ох, наивная вы барышня! - сказал со смехом Миша. - Я же не
всерьез! Я ж фигурально! Ну? Шесть соток - это дача. Неужели вы не знаете?
Ха-ха-ха!
Девушка захлопнула учебник:
- Фу-ты, ну-ты! Хватит ржать! Слышь? Хватит ржать!
Учитель хохотал.
- Все! Достаточно! Надоел! Давай учи уже!
Миша схватился за живот. Его смешило уже не столько
недоразумение с шестью сотками, сколько возмущение ученицы. Без приколов и
подколов, тычков и толчков, театральных интонаций и учительских поз не
проходило ни одно занятие. Михаил любил выпендриться. Любил подразнить девочку.
Обожал продемонстрировать свой ум. Вообще, он был оригинальный тип, этот
Михаил.
С Вериной семьей он - сосед по лестничной клетке -
познакомился год назад, вскоре после переезда Созоновых в теперешнюю квартиру.
Он просто гулял возле дома, когда новым жильцам привезли только что купленный
шкаф, и вызвался помочь его тащить - совершенно неожиданно и совершенно
бесплатно. «Я и не думал, что в наше время еще остались такие отзывчивые
молодые люди», - говорил тем вечером папа. «Хороший, только жаль, что такой
страшненький», - добавляла Верина сестра Кира, ложась спать. Сначала оказалось,
что Миша живет в одном доме с Созоновыми, потом, что в одном подъезде, потом,
что на одном этаже. После таких новостей помощника нельзя было не пригласить в
гости. Он согласился и безо всякого стестения гонял чаи до самой темноты, на
равных держась с Вериными предками и рассуждая о «феодальной формации» и
«колонильном империализме». Только часа через два Вере стало понятно, что новый
знакомый имеет в виду что-то из истории.
Через пару недель она узнала, что Миша живет с матерью,
которая нередко уезжает в длительные командировки, оставляя его одного, охотно
называет себя по отчеству - Вениаминович, любит гулять по ночам, готов прийти
на помощь кому угодно, крутится во взрослых компаниях, иногда по неделе не
выходит из дому и больше всего на свете увлечен исторической реконструкцией.
Время от времени Мишу видели с муляжом старинного меча, один раз даже засекли в
средневековом костюме. Соседи считали паренька хорошим, но странным; относились
с добротой, но предпочитали держаться на расстоянии.
Почти всегда Михаил был в окружении девчонок: фехтовал с
ними в парке, галантно целовал ручки, смешил и часами просиживал на веранде
ближайшего детского садика в компании четырех-пяти ровестниц. «Видела, каков? -
с удивлением говорила сестра. - Ушастый, рыжий и при этом ловелас! Крутит сразу
с несколькими! Никогда таких не встречала! И чего в нем находят?» Вера тоже
поражалась успеху соседа: поражалась до тех пор, пока Миша, как обычно сидевший
с кучкой подруг, не заметил ее во дворе и не махнул рукой, приглашая
присоединиться. Вера подошла, пристроилась на скамейке и вскоре разгадала
загадку галантного обольстителя. Подруги говорили с ним об истории, о прежних и
грядущих реконструкциях, о веселых тусовках, об общих знакомых и… своих
бойфрендах. Они вели себя с ним как с девчонкой. Миша находился в женском
окружении не вопреки своей неказистой внешности, а из-за нее: похоже, что
девушки просто не воспринимали его как парня.