Что-то гадкое в сарае - читать онлайн книгу. Автор: Кирил Бонфильоли cтр.№ 13

Cтраница 13

На следующий день ничего особенного не случилось, вот только утром нам с печенью, похоже никак не удавалось найти общий язык. Я пил «Молочко Магнезии», «Алку-Зельцер» и «Фруктовые Соли Ино» — в таком порядке, — пока желудок мой не превратился в обычный грот ветров и вод; но тщетно.

— Вам нужно выпить, мистер Чарли, — с грубым состраданием сказал Джок.

— Ты и впрямь считаешь, что поможет?

— Еще, еть, как.

Я выпил разок — только чтобы Джоку было приятно, — и знаете, он оказался совершенно прав. Он, изволите ли видеть, понимает.

Да и в газетах в тот день ничего особенного не происходило, вот только некие арабы поубивали неких евреев, некие евреи ответили неким арабам тем же, некие индийцы усовершенствовали атомную бомбу, чтобы сбросить ее на неких пакистанцев, а самые разнообразные ирландцы неприятным манером убивали друг друга. Следует все же, знаете ли, отдать Господу Богу должное: выдержки Ему не занимать. Иегова против Магомета, Брахма против Аллаха, католики против протестантов — с религией никогда не соскучишься, не правда ли. Если бы Бога не существовало, профессиональным военным следовало бы Его придумать, верно?

А на Джерси ничего даже отдаленно столь же воинственного не приключилось, вот только некая старушка застала соседа за покражей картошки, кою тот непредумышленно посадил некогда на земле, с тех пор присужденной означенной старушке, посему она подняла древний «кламёр де харо», что восходит еще к Ролло, первому норманскому властителю острова ^[56]. Чтобы поднять «кламёр», сделать-то нужно всего ничего: найти свидетеля-другого, пасть на колени и заорать: «Haro! Haro! Haro! À l'aide, mon Prince! On me fait tort!» ^[57] По произнесении чего нарушитель обязан прекратить нарушать то, что он там нарушает, и вся ситуация как бы замораживается до решения высшей инстанцией. Чтобы поднимать «кламёр», следует довольно-таки верить в себя: на Джерси к такому относятся очень серьезно, и даже будь вы технически правы, может статься, на вас «наложат пеню» — довольно круглую сумму, — в том случае, если окажется, что вы тратите время суда на сведение личных счетов или какую-нибудь пустяковину. Или если ваша заявка не соответствует условиям должного «вопля».

«Шез ^[58] Маккабрея» тоже ничего не произошло — только появился новый садовник. Имя его, может статься, звучало примерно как «Анри Ле Пьетон Гастино», однако свойственные ему «трели лесные» ^[59] были замараны полным отсутствием зубов, и даже когда он вынул оные из кармана и потер о седалище своих штанов, прежде чем сунуть в рот, подлинного сродства душ с ним достичь было трудно. Тем не менее, удалось мне установить следующее: за труды ему хотелось «катлуиз ле сетёр» ^[60], что мой бритвенно-острый ум моментально конвертировал в 57 пенсов в час: честный тариф, если старик будет к трудам способен. Он оказался не просто способен, но положительной динамо-машиной. «Молния», наш ручной слизень, попробовал изображать главного садовника и помыкать новеньким, но ничего не добился; после чего разыграл последнюю карту и подал заявление об уходе — кое, к вящей его досаде, мы приняли.

Ничего не было внове, если не считать того, что настало Первое Мая: в моем детском садике дата эта значилась как День Щипков за Попу, а нынче известна как День Труда, когда хорошо оплачиваемые дородные бюрократы Профессиональных Союзов убеждают плохо оплачиваемых тощих взносоплательщиков маршировать по улицам, провозглашая «ура» по единственной превосходной причине: просто так. Последние носят изумительно сотканные транспаранты — любой такой мог бы обеспечить купонами жену голодающего докера на неделю. Но я отвлекся.

И лично со мной ничего не сталось, за исключением странного происшествия в «Стрелково-ружейном клубе», который я неизменно посещаю в первый четверг месяца.

Я решил немного проветрить свой старый прекрасный «смит-и-вессон».455 — «военно-полицейскую модель» 1902 года. Члены клуба подвергли меня за него обычным насмешкам: большинство обладает до изумления малокалиберным стрелковым оружием с заказными рукоятками и сменными прицелами, но всем хорошо известно, что на стандартном олимпийском стрельбище внезапно появляющуюся цель размером с человека от меня может, как и встарь, сильно затошнить. Хотя, если судить по моим словам, и не должно. «Смит-и-вессон» этот с полным боекомплектом весит 2[3] /₄ фунта, а ствол у него — 6 дюймов в длину; при использовании военных боеприпасов большой мощности с никелевым покрытием он способен делать дырки в кирпичных стенах, а также производить оглушительный и крайне приятный грохот. Такой «с. — и-в.» должен быть у всякого, кто страдает комплексом неполноценности органа. (К примеру, скажем, Бах?)

И вот приятный сержант полиции дежурно по его поводу изволил пошутить: дескать, если бы я приобрел пару колес, то запросто мог бы претендовать на офицерский чин в Королевской артиллерии, — а затем и произошло то странное происшествие. Он спросил, специально ли мне для него льют пули.

— Да, один славный малый в Лондоне, — ответил я.

— Свинец? — поинтересовался он. Я удивился:

— Конечно, свинец, что ж еще?

— Да нет, ничего, просто спрашиваю. У нас тут на Острове есть один, так он их льет из чего попало, если надо.

— Что ж, спасибо, — сказал я, по-прежнему в удивлении.

Вот какое странное происшествие.

Больше я ему значения не придавал. Все мои помыслы были устремлены к тому, что обычно занимает их Первого Мая: неотъемлемое надувательство всех английских месяцев, и мая — в особенности. Ну с какой стати мы позволяем поэтам и, вне всякого сомнения, политикам впаривать нам эту хренотень про месяцы? А именно: май вызывает у нас виденье счастливых и загорелых дев, днем гарцующих по деревенской площади, а ввечеру удаляющихся в ближайшую живую изгородь, дабы обратиться в счастливых и загорелых будущих мамаш; истина же в том, что бледная и прыщавая деревенская девица сегодняшнего дня трясет тяжеловесными бедрами своими на дискотеке в ближайшем городке и жует противозачаточную таблетку, пока снаружи льет как из ведра, и шипит «Бэйбишам» в своем стакане ^[61]. Любой, кто бросает вызов живой изгороди в английском мае месяце — даже обрядившись с ног до головы в водоотталкивающий комплект, — заигрывает как с пневмонией, так и с отравлением инсектицидами. Вероятно, единственный до конца надежный месяц — это январь, когда неизменно холодно в соответствии с обещаниями, к тому же иногда слышен звон коньков по замерзшему каровому озеру, а если повезет — и визг утопающего конькобежца.