Редкие девушки Крыма. Роман - читать онлайн книгу. Автор: Александр Семёнов cтр.№ 18

Если честно, это был новый для меня опыт. Никто в классе прежде не вызывал к себе такого чувства. Может быть, дело было в нашей лени и разобщённости, может быть – в том, что есть куда более интересные занятия, чем толпой или поодиночке мучить того, кто не способен дать отпор. Или просто раньше мы умели быть людьми. Три года назад Нина Вячеславовна предупредила, что в классе будет учиться девочка с больным сердцем. Она не такая, как мы, её нельзя волновать: какой-нибудь неожиданный хлопок в ладоши за спиной для тебя, Изурин, пустяк, а у неё может вызвать приступ. Яна и вправду выглядела болезненно: с багровым, словно от постоянной жары, лицом, синеватыми ногтями, с тихим голосом и движениями как в замедленной киносъёмке, – но, когда я привык, оказалась умной, смешливой девчонкой, очень способной к английскому языку. Мы запросто с ней общались, соблюдая несложные правила, о которых рассказала Нина, а Оля Виеру подружилась и до сих пор переписывалась. Теперь Яна жила в Севастополе, чувствовала себя после операции гораздо лучше и занималась парусным спортом. Весной она прислала фотографию, где стоит на борту «Дракона», в спасательном жилете и поясе, пристёгнутая к мачте тросом, очень выросшая, загорелая, довольная.

Чуть позже приезда Яны один парень из нашего класса заболел лейкемией, – мы знали, что это за болезнь, благодаря истории о японской девочке, не успевшей сделать тысячу бумажных журавликов. Витёк на целый год исчез, потом вернулся распухший, с лицом в мелких гнойничках, но мне казалось, что он никуда не уезжал и ничуть не изменился. Через полгода он и в самом деле стал прежним. И во всём классе не нашлось придурка, который дал бы Яне и Витьку понять, что они отличаются от других. А если бы такой появился – уверен, печальна была бы его судьба. Здесь уж мы забыли бы всю свою неколлективность, так огорчавшую классного руководителя.

Мы не были едины в отношении к Лене. Ира Татрова с подругами не замечали её, проходили, как мимо давно решённой задачи на доске. Спасибо и на том. Серёга Изурин ни разу не задел её и не нарисовал – во всяком случае, мне не показывал. Я даже не знал, что думала о ней Оксана Ткаченко. Но и оставшихся было довольно. И брат её Димка, малолетний, наглый и рано созревший кабан, встречая Лену на переменах, мог вывернуть ей руку или толкнуть. Он что-то наговорил одноклассникам, и вскоре самые мерзкие из них тянули к ней хваталки, а следом и младшие, как зверята, почуяли безнаказанность. Однажды я встретил взгляд Лены, прижатой к стене заморышем по кличке Смех, взгляд разом отрешённый и жалобный, словно она была где-то не здесь, но и там, где была, с ней не происходило ничего хорошего, – а нахал деловито лапал её под предлогом обшаривания карманов, заведомо пустых, с таким-то братцем, настойчиво искал задний, которого быть не могло, и не отступился, даже когда Лена, спрятав лицо в ладони, села на чей-то портфель. Тут же возникла хозяйка портфеля, по-детски мешковатая и безликая, выдернула его с гневным воплем и размахнулась, целя Смеху в голову, но он отскочил, и понятно кто в конце концов остался крайним. Почему я тогда не подошёл? Ну уж связываться с мелюзгой было ниже достоинства. С ними как-нибудь сама разберись, в крайнем случае убеги, попробуй убежать, покажи, что такое положение тебя не устраивает. Хотя бы выпрями спину…

Но и это похоже на отговорку. Доля истины в ней есть, но очень малая. Может быть, Лена многим нравится и такое обращение – сродни дёрганью за косу в младших классах? – думал я. Мы выросли, методы и средства изменились, а суть осталась прежней? Вновь сомнительно. Нравятся Оксана, Ира, Оля, кому-то наверняка и Чернова, которая может нанести травму, но уж точно не будет жаловаться, – но как далеки от них эти методы! И, выходит, девочкам Лена тоже нравится, тем же осмелевшим сироткам или приземистой, широкой и плоской восьмикласснице Кондратюк, вообще не знавшей стыда? Или они завидуют? Поставь их рядом с Леной – увидишь только Лену и её ноги, а на Мэри каких-нибудь и смотреть не захочешь. Ревность?.. Теория на глазах становилась умозрительной, как тургеневская барышня, и чересчур сложной. Я уже тогда чувствовал, что бесполезно пытаться рационально объяснить всё на свете и глупо думать за других, понять бы о самом себе хоть что-нибудь… Возможно, причина заключалась в том, что помочь Лене в реальности будет хорошо и приятно, но максимум дважды: в классе и как следует пугнуть брательника? Чутьё подсказывало, что после этого её оставят в покое. А помогать в воображении можно было хоть до бесконечности. Эта догадка, больше всех остальных похожая на правду, ничуть меня не обрадовала и уважения к самому себе не добавила. Так что я твёрдо настроился вмешаться при первом же случае – но, когда он настал, ближе оказалась Оксана Ткаченко. Она просто заслонила Лену собой и не крикнула, не замахнулась: чтобы отправить куда подальше очередного мучителя, ей хватило одного лишь взгляда. Весь остаток перемены Лена просидела за своей партой, опустив голову на руки, а Оксана, примостившись на краешке её стула, гладила Лену по затылку и что-то тихо рассказывала. Я обрадовался в первый миг, а в следующий миг подумал: не пришлось бы теперь искать нового соседа…

– Саша, можно с тобой поговорить?

Я кивнул с большим удивлением: наверное, впервые за четыре года и неполный месяц Оксана Ткаченко обратилась ко мне по имени. Детские «Сашка дурак», понятно, не в счёт.

– Это касается Ленки, – добавила Оксана.

Я напрасно боялся, что она прогонит меня из-за своей парты. Лена Гончаренко так и сидела позади, одна, но все перемены Оксана проводила с ней, они вместе ходили в столовую, вместе шли домой, благо жили в соседних дворах. В классе Лена по-прежнему была чужой, но теперь её хотя бы не трогали. Я даже несколько раз видел её улыбку и не знал, как можно описать её и с чем сравнить. Теперь знаю, после того как прошлым летом оказался в Камбодже и неделю бродил по улицам, встречая юных кхмеров. Улыбались они смелее, но чувства: вера в то, что теперь всё правильно и этот странный незнакомец желает им только добра, и смущение, и едва проглядывающее сквозь него кокетство, тайное осознание своей красоты и внутренней силы, – чувства, при всём портретном отличии смуглых и черноглазых аборигенов, были в их улыбках примерно те же.

А в тот день, куда я теперь возвращаюсь, мы с Оксаной остались после уроков дежурить по классу. Точнее, остался я, а Оксана ушла, сказав, что вернётся минут через двадцать и чтобы я непременно её дождался. Пока её не было, я перевернул на парты стулья, пустовавшие на уроках, принёс из туалета два ведра воды, протёр доску, вымел из-под парт бумажки, и всё это время думал: что же она хочет сказать? Может быть… вечером погулять в парке?

Оказалось, будем говорить о Лене.

– Мне было так стыдно, что я в стороне, – сказала Оксана, сев на краешек учительского стола, – что боюсь вмешаться. Был один случай, когда я поняла, как надо поступать, но самой так… Ты, наверное, тоже хотел?

– Собирался, – ответил я. Что мог ещё сказать?

– Я даже репетировала дома несколько дней и заставляла себя. Но ладно, это уже проехали. А потом с Ленкой много разговаривала. Ничего, что тебе расскажу?