Ряды круглых и овальных тарелок, легко узнаваемые и невиданные ранее тропические фрукты, мясо, птица, рыба, выпечка, самые разнообразные десерты и сладости, графины и амфоры с напитками, фужеры, стаканы. Не великанских размеров — человеческих. Маленькая иголочка кольнула душу Краснова. Неприятно так, тревожно. Но сумасшедшие ароматы, витавшие в воздухе, быстро заглушили голос рассудка. Олег был простым смертным грешником, любившим вкусно и обильно поесть. Тем более, что скромная отварная рыба уже давно была ему поперёк горла.
Еда оказалась фантастически вкусной. В лучших мишленовских ресторанах такой не найти. Он даже не пытался разобраться в блюдах: молотил подряд. Перепробовал всё, что было на подносах и тарелках, пока не наелся до отвала. Тут к нему пришло, было, запоздалое раскаяние, но ненадолго. Белионд читал Краснова, словно открытую книгу:
— Вина?
— Вина? — автоматом повторил человек. — У вас есть вино?
— Ларенд, принеси. И мне бокал тоже.
Слуга, торопясь, принёс изящнейшую, прозрачную, как слеза, амфору, литров на двести-триста. По самое горло она была наполнена рубиновой жидкостью.
— Я знаю, у людей есть любопытный обычай поднимать бокалы за что-то. Это называется «тост». Так за что выпьем, Олег?
Олег генералом не был и тосты произносить не умел.
— За встречу?
— За встречу. Надеюсь, она поможет и мне, и, в первую очередь, тебе. И ты не станешь портить так удачно завязавшиеся отношения.
«Блин, какой нелепый тост! Какой же я дебил! Но какое же вкусное вино!»
— Всё хорошо, Олег, — опять угадав мысли, успокоил его Белионд. — Тебя никто тут пальцем не тронет. Наоборот, ты для нас — желанный гость.
Краснов проглотил напиток, боясь лишний раз пошевелить мускулом на лице. Поставил бокал, взглянул на правителя.
— Давно ты в глубинах тверди?
— Думаю, что два оборота Земли вокруг Светила, ваша мудрость.
Белионд покачал головой:
— Два года — долгий срок. Неудивительно, что ты хорошо выучил наш язык. Где-то был проход?
— Да, ваша мудрость.
— Ларенд, не оставляй бокал гостя пустым. Проход был недалеко от Латрундина?
— Да, господин.
— Хорошо. Надо будет его найти и закрыть. Да, Латрундин. Какая грустная история. И ты в ней нисколечко не виноват. Просто оказался не в то время не в том месте. Ну, а что было с тобой дальше я знаю.
Краснов деликатно замолчал. В этой ситуации он ведомый. Не в его интересах вызывать неудовольствие правителя. Белионд накрыл губы ладонью, смотря на человека сверху вниз.
Прищурил глаза:
— Нужно сказать, ты меня удивил. У меня к тебе предложение. Хочу донести свою мысль как можно чётче.
Он сделал паузу. Удовлетворившись выражением крайнего любопытства на лице человека, продолжил:
— То, что случилось с тобой раньше не имеет значения. Мне нужна девчонка. Очень нужна. Я прекрасно понимаю, что ты понятия не имеешь, где она. Так забудь о ней. Вообще забудь всех, с кем познакомился за время нахождения в твердыне земной.
Вино пилось, как компот. Краснов опрокинул большой бокал, ощущая как по желудку разливается тепло, а разум затуманивается. Он не пил два года, поэтому по шарам ему врезало прилично и почти мгновенно.
— Будь со мной. У тебя дар вести за собой. Так веди так, как нужно мне.
Наполненный до краёв бокал быстро опустел.
— Что ценится в вашем мире превыше всего? — звучало, как сквозь вату. — Золото? Платина? Алмазы? Я дам тебе столько, сколько нужно. Служи мне! Служи сильному! И вместе мы изменим историю. Каков твой ответ?
«Шах и мат, — подумал Олег. — Нужно взять паузу. Но как? Хотя…»
Он качнулся на ногах и пробубнил как можно естественнее:
— Ваша мудроссть. У меня мысли путаются. Ваше вино… пьянит очень. Можно я…
— Кажется, Ларенд перестарался…
— Вы только не наказывайте его.
— Не буду. Ларенд, отнеси гостя в опочивальню. Жду тебя завтра с ответом и свежей головой. Аудиенция окончена.
Краснов заснул прямо в руках слуги, а потому не помнил, как его положили в гигантскую кровать, накрыли одеялом и на цыпочках вышли из комнаты.
***
Его потрясли за плечо:
— Спишь?
Словно кипятком ошпарило. О, этот голос он узнал бы из тысячи других. Низковатый, словно подшитый бархатом, глубокий и чистый. А ещё спокойный и уверенный. Вынырнул из пучины сна и тут же утонул снова в её глазах. Разлепил губы:
— Что ты тут делаешь?
Странно… Голова совсем не болит.
— Мне не спится. Идём!
— Что? Куда?
— Хочу кое-что тебе показать.
— Ты с ума сошла! А если Белионд узнает?
Она пожала плечами, в глазах вспыхнули искорки:
— Ну, тогда не сносить мне головы. Но он не узнает.
Он вжался в спинку кровати:
— Я не…
— Что? Не мужик?
Он заскрипел зубами, чем вызвал хихиканье через ноздри. Правда, она быстро взяла себя в руки:
— Ладно, не обижайся. Это была провокация.
Она помолчала, стала абсолютно серьёзной и даже какой-то торжественной. Немного печальной:
— Я хочу показать то, что видела сама и единицы людей. Хочу, чтобы у тебя остались… воспоминания. Яркие, незабываемые. Ну, знаешь, когда душа замирает от восторга.
Он насторожился:
— К чему ты клонишь?
Она опустила голову, поджала губы:
— Пожалуйста, все вопросы потом. Просто пойдём со мной. С гитарой.
Спустя миг на него снова смотрели те же глаза, прекрасней которых на всём белом свете найти было нельзя. Его бросило в жар, как пятнадцать лет назад. Почувствовал, что на верхней губе копятся капельки пота. И не в силах более сопротивляться, молча встал, взялся за ремни гитарного кейса.
Секретным ходом они выбрались из дворца наружу. Он медленно вздохнул и открыл рот. Высоко над головами возвышался колоссальный купол, напоминавший крышу футбольного стадиона и отделявший подземную столицу от земной тверди. Только увеличенный настолько, что его края расплывались где-то вдали. На крыши домов давил белый свет. Сами дома крайне необычной, витиеватой конструкции, словно гигантские зефирины выстроились вдоль ровных тротуаров. Буйная тропическая зелень, влага, тепло, вода журчит в ручьях. Большего разглядеть не удалось: она втолкнула его в некое транспортное средство, подозрительно напоминающее НЛО, зашла следом.
Тарелка беззвучно подпрыгнула, устремилась вперёд к тёмному туннелю, что вырос впереди. Нырнула, испустила во все стороны огни и понеслась на сумасшедшей скорости чётко посередине. Через какое-то время остановилась, как вкопанная, над зеркалом тёмной воды, закрылась со всех сторон фиолетовым мерцающим ореолом, без брызг, словно чемпион по прыжкам с десятиметровой вышки, ухнула вниз, оставив симметричную ямку, через мгновение сменившуюся выпуклостью и, наконец, разгладившуюся.