Кошмар в Берлине - читать онлайн книгу. Автор: Ганс Фаллада cтр.№ 26

Вся эта сцена могла бы закончиться большим скандалом, после которого, однако, они бы навсегда расплевались с этой ушлой особой, — если бы супругам Долль не было бы настолько безразлично, что происходит с ними и вокруг них. Короткая вспышка гнева и та разразилась, когда Шульц уже ушла (эта добрая душа, сбросив такую бомбу, предпочла отбежать на безопасное расстояние и оттуда наблюдать за детонацией). Альма поклялась, что больше никогда ничего у Шульцихи не возьмет, ни единой сигареты! После чего полторы тысячи марок перекочевали в чужой карман, а Бена известили через Дорле, что им опять срочно нужны деньги.

Однако прошло несколько дней, а от Бена не было ни слуху ни духу. Наконец он пришел, но новости принес неутешительные: кольцо до сих пор не продано. К его большому сожалению, цены на золото и драгоценные камни сейчас падают — прямо скажем, не самый удачный момент для продажи. Впрочем, есть у него на примете человек, который, возможно, готов будет заплатить не всю требуемую цену, но около того — не двадцать тысяч, а девятнадцать или восемнадцать. Как бы то ни было:

— Ты же знаешь, Альма, я сделаю для тебя все, что в моих силах!

А пока что он готов пожертвовать им две тысячи марок из собственных средств — хотя у него и самого финансовое положение не ахти, как он неоднократно подчеркнул.

Утлая лодчонка Доллей снова была на плаву, они выплатили все долги Шульцихе, и с тех пор их снабжала Дорле.

Долли никогда не смогли бы подсчитать, сколько дней и недель пролежали на кушетке. Время тянулось бесконечно, и они жили в полусне, не занимаясь ничем, что выходило за пределы насущнейших надобностей.

Потребность молодой женщины в обезболивающих уколах, которой потворствовали врачи, возрастала, а гнойник на бедре, который никто толком не лечил, представлял все большую опасность. И врачи требовали все настойчивее: «Либо отправляйтесь в больницу, либо пишите отказ от лечения!»

Финансовое положение Доллей тоже было аховое. Бен приходил когда вздумается и денег приносил все меньше. Кольцо он до сих пор не продал и по-прежнему «жертвовал» им из собственных денег, и суммы уменьшались на глазах: вначале тысяча марок, потом пятьсот. Положение на рынке драгоценных камней оставалось скверным. Сейчас продавать кольцо невыгодно, они не выручат за него и пятнадцати тысяч, а то и гораздо меньше. Но он-де прикладывал все усилия, этот верный Альмин друг…

И вот однажды молодая женщина вдруг решительно заявила:

— Сегодня я лягу в больницу!

А через мгновение добавила:

— Но сперва устрою тебя в лечебницу!

И это оказались не пустые слова. Она принялась за дело с энергией, какой не демонстрировала уже много дней и месяцев. Она собрала для мужа немного белья и туалетных принадлежностей, а когда он спросил: «А что возьмешь ты?» — она отмахнулась:

— Об этом не думай, уж я-то не пропаду!

Если бы не сонное безразличие ко всему миру, Долль не уставал бы удивляться внезапной активности жены, которая пробилась аж к бургомистру округа и выклянчила машину, чтобы отвезти тяжелобольного мужа в лечебницу.

И вот в какой-то момент Долль пробудился от глубокого сна, подобного смерти, — сна, в котором ему ничего не вспоминалось, не снилось и, кажется, даже не дышалось… Все еще плохо соображая, он недоуменно огляделся, пытаясь понять: где он и куда делась Альма?.. Она все время лежала рядом, он чувствовал это, а теперь ее не было — он остался совершенно один. Это открытие так сильно его встревожило, что даже разогнало наркотический туман в голове; он сел в постели и осмотрелся…

Он сидел, укрытый одеялом в синюю клеточку, на железной койке, которая некогда была покрашена белой краской, но с тех пор изрядно облупилась. Комнатушка была крошечная, и кроме этой самой койки, в ней не помещалось больше ничего. На высоту человеческого роста стена была выкрашена зеленой масляной краской, а дальше побелена, как и потолок, под которым горела электрическая лампа. Кусок штукатурки с потолка обвалился, и в зияющей дыре виднелись доски перекрытий, а за ними — переплетение труб…

Мгновение он разглядывал дыру над головой, пытаясь сообразить, где уже видел этот потолок с обвалившейся штукатуркой. И вдруг его осенило. Он вспомнил ночь с 15 на 16 февраля 1944 года и один из худших в его жизни налетов, который длился пятьдесят пять минут. Пятьдесят пять минут в непосредственной близости от лечебницы падали бомбы, и за углом большой фугас все сровнял с землей. Больные и сестры, укрывшиеся от бомбежки в подвале, который наполовину выдавался из-под земли и, конечно, для этих целей не подходил, со всех сторон видели зарева пожаров. А когда после отбоя они выбрались наверх, пол в палатах был усыпан стеклянной крошкой, потолки почти всюду обрушились, и именно тогда отвалился этот кусок гипса.

Он помнил все это очень ясно; и внезапно на него вновь накатил ужас и страх той ночи. Как будто вот-вот завоют сирены и загонят его в подвал, обрекая на очередной час мучений.

Но потом он опомнился: ведь наступил мир, мир… Сирена больше не завоет. Он спокойно может спать в «буйной палате» до самого утра — в этой самой «буйной палате», которую сестра Эмеренция именовала попросту «каморочкой». Но как он, герр Долль, очутился в этой каморочке?! Он что, плохо себя вел, буянил? В лечебнице он уже бывал не раз, но здесь еще не оказывался! Ладно, во всяком случае, он лежит не на голом матрасе — ему поставили койку, значит, не так уж все и плохо! И к тому же — он только в этот миг заметил: окованная железом дверь лишь притворена, а значит, ничего ужасного он не натворил.

Он осторожно спустил ноги с койки. Снотворное еще действовало, Долля пошатывало, но если держаться за стену, то идти можно. Невольно он огляделся в поисках тапочек и халата. Но потом вспомнил, что подобных роскошеств у него давно нет. Тогда он накинул на плечи одеяло и вышел в коридор, а оттуда — в вестибюль.

В большом бархатном кресле при свете маленького ночника сидел, как всегда, дежурный. Некоторое время Долль разглядывал его издалека. Нет, это не симпатичный голландец, который проработал на ночных дежурствах всю войну и, бывало, тащил упирающихся больных из коек в подвал, когда с неба уже вовсю сыпались бомбы. Дежурный был незнакомый. Ну и ладно!..

Долль кашлянул и двинулся к нему. Дежурный очнулся от легкой дремы, вгляделся в полумрак и с облегчением откинул голову, узнав Долля.

— Ну что, проснулись? — осведомился он. И добавил: — Смотрите не простудитесь, босиком-то!

— И не подумаю! — отозвался Долль, усаживаясь в плетеное кресло напротив дежурного и закутывая ноги одеялом. — Я никогда не простужаюсь. Крепкий я. Однажды зимой я полдня пролежал под дверью кухни на кафеле, и ничего со мной не случилось.

— Ну надо же! — ответил дежурный. — А зачем вы это сделали?

— Уже не помню! — ответил Долль. — Наверное, хотел получить лекарство, которое мне не давали… Вы теперь вместо Симона Боома?