Мрачные немногословные нормандцы и язвительные бретонцы, остряк-бургундец с длинным шрамом на щеке и долговязый парень из Эльзаса, пруссак в изодранном мундире и пузатый саксонец с обвислыми усами — они пришли сюда, в эту дикую холодную страну, ведомые звездой своего императора, пришли в надежде на славу и почести, на трофеи и награды.
Но на этот раз, однако, счастливая звезда императора изменила ему.
Не проиграв ни одного сражения, он потерял все: Москву, плоды многолетней победоносной войны, потерял свою Великую армию, непобедимую армию… потерял главное — славу непобедимого полководца.
— Что теперь делать, господин барон? — спросил Крузенштерн, вытирая штык о пожухлую траву.
Лейтенант смотрел на фон Армиста светлыми прозрачными глазами, и в этих глазах не было страха. Настоящий солдат, он все еще верил императору, все еще верил своему командиру и ждал его приказаний. Барон невольно позавидовал земляку: ему не нужно принимать трудных решений, не нужно думать о завтрашнем дне. Достаточно преданно посмотреть в глаза командиру и спросить звонким молодым голосом: «Что теперь делать, господин барон?»
На нем, фон Армисте, лежит вся ответственность.
Впрочем, барон тут же вспомнил девиз своего рода, выбитый на фамильном гербе, висевшем над входом в замковую часовню: «Поступай правильно и никогда не сомневайся!»
Он должен закончить свое дело, должен выполнить приказ императора, а там — будь что будет.
Фон Армист еще раз оглядел поле боя.
Двое или трое тяжелораненых еще стонали, подавая признаки жизни. Но они с лейтенантом ничем уже не смогут им помочь, разве что прекратить их мучения.
По берегам озера бродили выпряженные из повозок лошади и нерасседланные кони кавалеристов. Впрочем, большая часть лошадей куда-то исчезла во время схватки — должно быть, разбежалась по лесу, напуганная шумом боя.
К счастью (если такое выражение применимо к их положению), французы успели перетаскать к озеру и утопить большую часть сокровищ, на берегу оставалось совсем немного. Значит, первым делом нужно завершить начатое. Выполнить приказ, пока им еще что-нибудь не помешало. Что-нибудь или кто-нибудь.
Барон взялся за тяжелое золотое блюдо и потащил его к озеру.
Крузенштерн понял его без слов и тоже принялся таскать к воде остатки сокровищ.
Через час работа была почти закончена.
Фон Армист заглянул в возок.
Там оставалась последняя шкатулка — небольшой бронзовый ларец, инкрустированный золотом, слоновой костью и выцветшей от времени блекло-голубой бирюзой. Не слишком ценная вещь, видимо, случайно попавшая в число трофеев императора. Барон взял шкатулку в руки, чтобы отнести ее к берегу и утопить, и взгляд его невольно задержался на ее крышке.
По темной бронзе бежали странные, магические узоры. Они словно затягивали взгляд барона в какую-то таинственную глубину, в темный бездонный омут. Он внезапно увидел тенистый сад на берегу ручья, тихо журчащий фонтан, пышное дерево, обильно усыпанное незнакомыми плодами… он почувствовал даже запах этих плодов, сладкий, дурманящий…
— Господин барон, мы закончили! — раздался рядом с ним голос молодого лейтенанта.
Этот голос словно разбудил фон Армиста, словно сбросил с него странное магическое оцепенение. Барон вздрогнул и выронил шкатулку. Она открылась, и на осеннюю глинистую землю выпала книга в переплете из тисненой кордовской кожи, с бронзовыми уголками и золотыми застежками.
Барон наклонился, поднял книгу и раскрыл ее.
Листы книги были пустыми и чистыми, как поле, покрытое первым снегом. К тисненому переплету крепился золотой карандаш, словно приглашавший барона что-то написать или нарисовать на чистых страницах.
И тогда барон фон Армист понял, что это — знак судьбы.
Участковый Василий Уточкин подъехал к своему дому, заглушил мотор и удивленно взглянул на крыльцо. На его крыльце сидел, опустив голову, старик в черном ватнике и картузе с треснувшим козырьком. Даже в таком положении было видно, что он удивительно высок.
— Здоров, дядя Петя! — приветствовал Василий старика.
Это действительно был пасечник дядя Петя, обитатель хутора, расположенного в глубине леса, вдалеке от всех деревень и поселков.
Удивление участкового было вызвано тем, что пасечник крайне редко покидал свой хутор, он жил там безвылазно зимой и летом, выбираясь из дома только раз в месяц, чтобы получить пенсию, да еще по каким-нибудь совершенно исключительным поводам.
Также зимой и летом, невзирая на погоду и климатические условия, дядя Петя был всегда одет в телогрейку и картуз. Правда, у него имелись две формы одежды, повседневная и парадно-выходная. Обе эти формы состояли все из той же телогрейки и картуза, но та телогрейка, в которой пасечник копошился по дому, работал в огороде и общался со своими пчелками, под действием солнца и дождя выцвела и приобрела неопределенный цвет, который деревенские остряки называли серо-буро-малиновым. И картуз к ней полагался соответствующий — выгоревший и измятый до такой степени, как будто его долго пережевывала корова, прежде чем с негодованием выплюнуть.
Сегодня же пасечник оделся в парадно-выходную форму, то есть в телогрейку, сохранившую первоначальный черный цвет и даже довольно ладно сидящую на подтянутой и сильной дяди-Петиной фигуре, и в картуз, лишь немного помятый и с козырьком, сломанным всего лишь в одном месте.
— Здоров, дядя Петя! — повторил участковый, подходя к крыльцу и протягивая руку для рукопожатия.
— И тебе того же самого! — солидно ответил пасечник, поднимаясь во весь свой немалый рост. — Ну что, милок, не всех еще преступников переловил?
— Какое там, дядя Петя! — махнул рукой участковый. — До самой пенсии хватит и на потом останется! А ты, дядя Петя, по какому случаю приехал? Вроде бы пенсия еще не скоро?
— Не скоро, — согласился пасечник. — Да я не за пенсией. Я с тобой поговорить хотел.
Он выдержал приличную паузу, чтобы Василий мог как следует проникнуться серьезностью момента, и продолжил:
— Помнишь, Вася, ты ко мне третьего дня на пасеку заезжал? С дружком своим, солидный такой мужчина…
— Ну, помню, само собой!.. — насторожился Василий.
— Ты меня еще спрашивал, не проезжал ли кто мимо моей пасеки…
— Ну, конечно! Ты нам тогда, дядя Петя, здорово помог — направил нас к Гнилому болоту…
— Так-то оно так, — смущенно проговорил старик. — К болоту-то я вас направил, да только я кое-что тебе не рассказал…
Он снова замолчал и, сдвинув картуз на лоб, почесал в затылке.
— Я, понимаешь, как узнал, что такое дело серьезное случилось, что аж четверых человек на озере убили, задумался да начал припоминать…
— А откуда же ты, дядя Петя, про это узнал? — поинтересовался участковый. — Ты же со своей пасеки не выходишь?