Вина Крис заключалась в том, что ей нравились мужчины.
Она всегда им позволяла этим пользоваться – с каким-то мазохистским осознанием того, что совершает ошибку за ошибкой.
Но истинной жертвой ее увлечений была Диана.
Сколько раз бывало, что жена очередного любовника набрасывалась на Крис в супермаркете, вопя, чтобы та оставила в покое чужих мужей? Сколько раз она меняла работу, когда начальник, которому осточертела их связь, гнал ее взашей? Матери с дочерью постоянно приходилось перебираться с места на место, бросая все, убегая от дурной молвы и человеческой злобы.
Поэтому, когда Диана начала собирать свою «коллекцию», она, возможно, хотела отправить матери послание и одновременно обозначить свою, и только свою территорию. Не имея старых семейных вещей, за которые можно было бы уцепиться, она присваивала прошлое, которое другие люди выбрасывали как мусор.
Но Крис осознала это слишком поздно и поступила с дочерью как с несчастной душевнобольной. Она абсолютно убеждена, сказала однажды женщина Миле, что Диана не пропала без вести и ее не похитили. Она наверняка покончила с собой из-за мамочки-шлюхи, не зря из дома исчезла целая упаковка рогипнола.
Мила резко затормозила, и мотор «хендая» заглох. Она стояла посреди пустынной улицы, слушала тарахтенье из-под капота и отголоски фразы, пришедшей из неведомых глубин памяти.
Снотворное, исчезнувшее вместе с Дианой, не могло быть простым совпадением.
Нет, неправда. Это невозможно. Я в это не верю, твердила она. На этот раз необходимо предупредить Бориса. Она не вправе так рисковать.
Но ты уже зашла слишком далеко, заговорил внутренний голос. Тебя окончательно отстранят от расследования.
Сигнал, посланный с мобильника, включившегося через девять лет, служил приглашением, адресованным только ей. Не важно что или кто, но ее там ждали. Мила запустила мотор «хендая».
Она не могла не явиться на свидание.
30
Деловая зона располагалась вдоль реки.
В высоких серебристых зданиях в основном размещались офисы, и в этот вечерний час они казались пустыми, прозрачными соборами. Вместо сотрудников можно было различить внутри персонал, занятый уборкой: люди толкали электрополотеры и пылесосы, опорожняли корзины для мусора.
Мила проехала три квартала, прежде чем обнаружила нужную улицу.
Свернула налево, доехала до забора из листового железа, который возвышался между двумя зданиями, перегораживая путь. Написанное крупными буквами объявление предупреждало о том, что ведутся работы.
Мила припарковалась и вышла из машины, оглядываясь вокруг. Нужный ей дом находился за оградой. Она снова позвонила операторам, получить подтверждение, что сигнал с сотового Дианы все еще поступает и никуда не переместился.
– Он все еще там, – заверил оператор.
Мила прервала связь и стала искать проход. Нашла неподалеку от здания, расположенного справа. Наклонилась и пролезла под железный лист, загнутый внутрь.
Выпрямившись, обтерла руки, стряхнула пыль с джинсов. Строительная площадка перед ней была пуста. Мила ожидала, что ей встретится по крайней мере охранник, но никто не сторожил это место. Строящийся дом был доведен до десятого этажа, но, учитывая толщину фундамента, ему предстояло вознестись гораздо выше. Рядом зиял котлован для фундамента здания-близнеца, чье строительство еще не было начато. В глубине – другие постройки, в разной степени готовности, призванные, вероятно, обслуживать два основных здания.
Ровно посредине виднелся домик из красного кирпича, относившийся к прошлому столетию, – все, что осталось от старого квартала, сметенного скреперами с лица земли, чтобы расчистить место для небоскребов. Мила приметила номер на фасаде и зашагала по площадке, обходя машины и оборудование. Невидимая рука страха, вместо того чтобы сдерживать, толкала ее вперед.
Она двигалась к дому. Но и дом двигался ей навстречу.
Дом из красного кирпича был трехэтажным. Окна забиты изнутри фанерными щитами, всюду надписи спреем, предупреждающие об опасности обрушения. Между новых построек низенький домик был похож на пораженный кариесом зуб. И казался совершенно заброшенным.
Агент полиции подошла к тяжелой деревянной двери, к которой был прикреплен листок. Распоряжение об экспроприации, изданное муниципалитетом около месяца назад. Согласно распоряжению мэра, домик предполагалось снести, а на его месте построить новые здания, следуя вновь утвержденному плану градостроительства. Поэтому владельцам предписывалось освободить помещение в трехнедельный срок.
Мила задумалась. Если верить распоряжению, работы по сносу начнутся завтра.
Она подергала ручку двери, пробуя, нельзя ли здесь войти. Косяк не шелохнулся. Попыталась взломать замок, но тщетно.
Тогда отступила на несколько шагов и с разбега ударила в дверь плечом. Раз-другой. Крепкая древесина не поддавалась.
Мила огляделась вокруг в поисках предмета, который мог бы служить рычагом. В нескольких метрах увидела лопату. Подобрала ее, просунула режущую кромку между створок. Загнала поглубже, так что полетели щепки. Потом всем своим весом навалилась на рукоятку. Дерево заскрипело, дверь начала подаваться. Мила старалась, не щадя сил. Капли пота выступили у нее на лбу.
Потом что-то хрустнуло, и дверь распахнулась.
Мила отбросила лопату и пошла вперед. При входе в темный вестибюль ее приветствовало эхо. Окутал резкий смрад. Пахло чем-то сладковатым, будто где-то гнил гигантский плод. Природу запаха Мила определить не могла.
Прежде всего она вытащила фонарик из кармана кожаной куртки. Включила его, направила луч перед собой. Высветилось единственное помещение, пустое, и лестница, ведущая наверх.
Мила повернулась к двери, которую только что взломала. В самом деле изнутри была приколочена доска. Она так и не раскололась, это проржавевшие петли слетели под воздействием рычага.
Мила снова прислушалась к эху, надеясь обнаружить чье-то присутствие.
Звук, запах и густота тьмы наводили на мысль о потайном колодце, куда сбрасывают ненужный хлам или вещи, которые мы не можем забыть, а потому предпочитаем убрать с глаз подальше.
Вонь становилась невыносимой. Мила поискала в кармане платок, который Саймон Бериш дал ей в китайской забегаловке, чтобы вытереть с куртки ошметки яичницы. Нашла, завязала нос и рот.
Платок все еще пах одеколоном.
Потом бестрепетно вгляделась в темноту, представшую перед ней. Мила не боялась темноты, ибо с детских лет чувствовала свою к ней сопричастность. Но отважной себя не считала. Просто страх не заставлял ее бежать, она в нем нуждалась. Мила сознавала, что зависимость от этого чувства гасит всякую осторожность. Следовало бы развернуться, пойти к машине, вызвать коллег из Управления. Вместо того она вынула пистолет и стала медленно подниматься по ступенькам, посмотреть, что ждет ее наверху.