Теория зла - читать онлайн книгу. Автор: Донато Карризи cтр.№ 27

Так, Фонтейна трижды вызывали в полицейский участок. Давили на него часами, по очереди. Напрасный труд. Фермер настаивал на своей версии. И каждый раз приходилось отпускать его. Для четвертого допроса был вызван специалист из города. По мнению многих, дока в своем деле.

Всем хотелось поговорить с Саймоном Беришем.

Спецагент знал, что коллеги опростоволосились. Ведь труднее всего добиться от человека признания не в убийстве, а в том, куда он спрятал тело.

Именно поэтому в четырех процентах расследований по факту убийства тело так и не находят. И даже если бы Фонтейна заставили признаться в том, что он расправился с молодой женой, из него не вытянули бы ни слова по поводу того, куда он девал труп. В этом Бериш был абсолютно уверен.

Такое поведение – в порядке вещей. При таком раскладе убийца не сталкивается лицом к лицу с тем, что он совершил. Признание представляет собой компромисс: я скажу вам – да, это был я, а вы позволите мне навсегда вычеркнуть жертву из моего существования, оставив ее там, где она сейчас находится.

Конечно, такое соглашение немыслимо с точки зрения закона. Но Бериш отлично знал, что полицейскому, который проводит допрос, достаточно создать у виновного соответствующую иллюзию.

– Я был женат только один раз, ровно на один раз больше, чем нужно, – проговорил с иронией спецагент, выстраивая свою мизансцену. – Три года в преисподней, хорошо еще, что детей нет. Хотя сейчас приходится платить за содержание ее и собачки чихуа-хуа. Ты не представляешь, во что мне обходится проклятая шавка, которая к тому же меня терпеть не может.

– У меня пара дворняг, отличные сторожа.

Он сменил тему, и это нехорошо, подумал Бериш. Нужно вернуть его обратно, пока нить беседы не прервалась.

– Несколько лет назад я завел ховаварта.

– Что за порода такая?

– Ее название означает «сторож при дворе». Крупный, красивый пес с длинной светлой шерстью. – Спецагент не врал, его собаку звали Хич. – Эта шавка моей жены ни на что не годна, жалкое насекомое, вроде комара. Мой отец всегда говорил: если берешь женщину в жены, ты в ответе за нее и за все, что она любит. – Это неправда: его отец, ублюдок, от ответственности уклонился, возложив ее груз на плечи восьмилетнего сына. Но в данный момент Беришу нужен был почтеннейший родитель, способный преподать урок на всю жизнь.

– Мой отец научил меня тяжелому труду, – вымолвил Фонтейн, помрачнев. – Я добился всего только благодаря ему. От него унаследовал ремесло хлебороба, научился переносить лишения, которыми оно сопровождается. У меня нелегкая жизнь, поверьте. Вовсе нет. – Он склонил голову и медленно качал ею, погружаясь в странную печаль.

Замыкаясь.

Бериш поймал на себе взгляд призрака Бернадетты – женщина глядела с укором: как он мог позволить ее мужу отстраниться? Нужно быстро наверстать упущенное, иначе все пойдет прахом. Оставалась единственная попытка, но если он не попадет в цель, тогда уж точно всему конец. Если Бериш правильно понял, отец Фонтейна был таким же куском дерьма, как и его собственный, поэтому он сказал:

– В том, какие мы есть, не наша вина. Мы зависим от тех, кто привел нас в этот говенный мир.

Бериш ввел еще один важный смысловой акцент: «вина». Если Фонтейн – человек мнительный или считает, что его родитель – лучший на свете, он обидится, сведя на нет шестичасовую «болтовню». Если же он досадует на то, что всегда вел себя как слабак, тогда Бериш предоставил ему возможность возложить на кого-то другого вину за свои ошибки.

– Отец у меня был строгий, – признался фермер. – Мне приходилось вставать в пять утра и делать всю работу, какая мне поручалась, и только потом идти в школу. И все должно быть сделано так, как он хотел. Если я допускал малейший промах – беда.

– И у меня в ушах звенело от оплеух, – подыграл ему Бериш.

– Да нет, он ремнем орудовал. – Фермер это сказал без обиды, с каким-то даже одобрением. – И правильно делал. Я не всегда с головой дружил, вечно фантазировал.

– Я в детстве только и мечтал что о межпланетных путешествиях, меня от фантастических комиксов было не оторвать.

– А я сам даже не знаю, о чем думал. Пытался сосредоточиться, но то и дело отвлекался, и все у меня валилось из рук. Учителя в школе тоже говорили, что я тугодум. Но отец слышать ничего не хотел: ведь когда на земле работаешь, зевать нельзя. Так, стоило мне в чем-то сплоховать, он меня наказывал. И я учился делать как надо.

– Могу поспорить: с тех пор ты больше не совершал ошибок.

Мужчина немного помолчал.

– Есть участок земли на краю болота, и на нем в этом году ничего не вырастет, – проговорил он потом вполголоса.

На какой-то момент Бериш даже усомнился, в самом ли деле фермер произнес эту фразу. Не стал отвечать, и молчание повисло между ними, словно занавес. Если фермеру это неприятно, сам Фонтейн должен раздвинуть занавес и показать, что за ним ужасный финал истории.

И в самом деле, фермер добавил:

– Возможно, это моя вина: сыпанул слишком много гербицида.

Он сам соединил в одной фразе себя самого и слово «вина».

– Не отвезешь меня на этот участок рядом с болотом? Знаешь, так хочется на него посмотреть… – совершенно спокойно предложил Бериш.

Фонтейн кивнул и поднял голову. На лице его мелькнула тень улыбки. Теперь он расставил все по местам. Утомительно было держать такое внутри, но теперь он освободился, теперь можно жить без забот, не притворяясь.

Спецагент обернулся. Призрак Бернадетты исчез.

Чуть позже патрульные машины стрелой полетели в поля. Всю дорогу убийца сидел спокойно. Он заслужил покой, подумал Бериш. Фонтейн исполнил свой долг, позаботился о жене, и теперь у Бернадетты будут похороны и более достойная могила.

Всем хотелось поговорить с Саймоном Беришем.

Но, по сути, правильней будет сказать, что всем хотелось признаться Саймону Беришу в чем-то плохом.

21

Эрик Винченти хранил в ящике рабочего стола экземпляр «Моби Дика».

Мила с трудом могла себе представить, чтобы человек, нашедший смысл собственной жизни в книге Мелвилла, оказался убийцей, который вырывает жертве зубы с единственной целью: замучить до смерти.

Коллега по Лимбу полагал, будто в романе заключено все, что следует знать об их профессии, ведь Ахав ищет белого кита точно так же, как они ищут тех, кто сгинул в океане небытия. «Но не всегда понятно, кто в этой истории злодей, истинный монстр, – говорил он, – Моби Дик или капитан? Почему Ахав упорно ищет того, кто не желает быть найденным?»

В этом простом вопросе соединились все сомнения Эрика Винченти: он уже не знал, имеет ли их работа какой-то смысл.

Убийца Хараша Могильщика был человеком невероятно глубоким и подкупающе любезным – например, никогда не забывал приносить Миле кофе по утрам, если они дежурили в Лимбе в одну смену. Когда работал, настраивал портативный радиоприемник на волну, передающую оперную музыку, регулировал звук так, что ему самому было еле слышно, и вполголоса подпевал ариям. Убийца – тот самый Эрик Винченти, который, направляясь к родителям пропавших без вести, запасался чистым носовым платком, на случай если кто-то зальется слезами. Тот самый Эрик Винченти, который всех угощал мятными леденцами. Эрик Винченти, который никогда не выходил из себя. Эрик Винченти, менее всех полицейских, каких встречала Мила, похожий на полицейского.