Теория зла - читать онлайн книгу. Автор: Донато Карризи cтр.№ 10

Мила, однако, знала, почему госпожа Белман не сделала этого. И то, что труп лежал у двери, было тому доказательством. Она и не отходила отсюда, представляла себе Мила: плакала и умоляла убийцу или звала детей, говорила с ними, чтобы они знали, что мама здесь. Она ни за что бы их не покинула, даже ради того, чтобы попытаться их же спасти. Материнский инстинкт оказался сильней инстинкта самосохранения.

Убийца обошелся с ней безжалостно: несколько раз выстрелил в ноги. И опять из винтовки. Зачем тогда он принес с собой револьвер? Мила не могла этого объяснить.

– Уверен, конец экскурсии не разочарует вас, господа, – заявил Чан. – Ибо самое лучшее Валин приберег напоследок.

7

Супружеская спальня располагалась в конце коридора.

Сейчас ею завладел лучший эксперт-криминалист Управления. Стерильный комбинезон полностью скрывал его, из-под капюшона виднелся только овал лица. Но старика Креппа сразу можно было узнать по пирсингам в носу и над бровью. На Милу всегда производил впечатление этот человек с изысканными манерами, с видом знатока, но весь покрытый татуировками и гвоздиками. Правда, экстравагантность Креппа не уступала его талантам и компетентности.

В комнате все было вверх дном. Очевидно, Томас Белман, пытаясь освободиться, в ярости колотил по двери чем попало.

Труп лежал на кровати, опираясь спиной о мягкое изголовье. Вытаращенные глаза, раскинутые руки: он как будто ждал выстрела, несущего избавление. Входное отверстие располагалось в области сердца.

В комнате, кроме команды экспертов, присутствовал человек в обычной одежде: как Мила и Борис, он надел только бахилы, перчатки и шапочку. Темный костюм, маленькие глазки, орлиный нос. Сунув руки в карманы, он наблюдал за работой криминалистов. Потом обернулся, и Мила его узнала.

Гуревич был в том же звании, что и Борис, но все знали: только он облечен полным доверием Судьи. Гуревича считали серым кардиналом Управления благодаря влиянию, какое инспектор оказывал на его главу. Карьерист, но не коррумпированный. Суровый и безжалостный. Настолько неумолимый, что заслужил репутацию последней сволочи. Немногие его достоинства, доведенные до крайности, обратились в недостатки.

Доктору Чану, похоже, претило само присутствие инспектора, и он распрощался:

– Приятно позабавиться, извините, но мне еще нужно вывозить трупы.

Борис просто проигнорировал Гуревича, получив в ответ то же равнодушие, и обратился к Креппу:

– Ну что, твоя версия подтвердилась?

Эксперт на секунду задумался.

– Я бы сказал, да. Вот, глядите. – Он заметил Милу и, не тратя время на любезности, поднял в знак приветствия бровь.

Мила увидела, что на постели лежит револьвер: странно, почему убийца решил оставить оружие? Или это часть какой-то заранее продуманной мизансцены? Валин хотел, чтобы полиция во всех деталях восстановила то, что произошло в этой комнате.

Крепп положил револьвер в прозрачный пакет, а потом снова поместил туда, где его нашли. Место было помечено табличкой с литерой «А». Другие две таблички отмечали патрон на тумбочке, чудом уцелевшей среди неистовых попыток взломать дверь, и правую руку покойного: пальцы были сложены в знак «виктории».

Крепп покрутился по комнате, дабы удостовериться, что все на месте, и приступил к реконструкции.

– Ладно, – начал он, подтягивая перчатки. – Когда мы пришли, сцена в общих чертах выглядела так. Оружие, «Смит-вессон-686», лежало на кровати. В барабане шесть патронов, двух не хватает. Пуля из одного находится в сердце новопреставленного Томаса Белмана. Второй, нетронутый, лежит на прикроватной тумбочке.

Все повернулись туда, где находился патрон «357 Магнум».

– Так вот, объяснение, на мой взгляд, чрезвычайно простое, – продолжал эксперт. – Валин предоставил хозяину дома шанс. Сыграл в русскую рулетку, только наоборот: вынул из барабана один патрон – тот самый, что на тумбочке, – и велел Белману выбрать число.

Мила вновь посмотрела на правую руку убитого. То, что ей показалось знаком «виктории», на самом деле показывало выбранное жертвой число.

Два.

– У Белмана был один шанс из шести остаться в живых. Ему не повезло, – заключил Крепп.

– Валин желал также испытать волю Белмана: захочет ли он оставаться в живых после гибели всех, кого он любил, – вмешалась Мила, к полному изумлению присутствующих. – Заставить надеяться, что однажды он отомстит извергу, уничтожившему его семью. Но также и осознать шаткость своего положения, между жизнью и смертью. Но это совсем не выявляет мотива…

Тут инспектор Гуревич вышел из угла, где до тех пор стоял, и негромко похлопал в ладоши.

– Хорошо, очень хорошо, – сказал он, подходя ближе. – Рад, что вы смогли приехать, агент Васкес, – добавил Гуревич слащавым тоном.

Кажется, мне ничего другого не оставалось, подумала Мила.

– Это мой долг.

Возможно, Гуревич уловил фальшивую ноту в ее голосе. Он придвинулся совсем близко, так что Мила лучше смогла разглядеть его лицо, на котором выделялся нос, тонкий, словно клинок. Лысеющие виски запали, и костистый лоб стал похож на панцирь.

– Скажите-ка, агент Васкес, в свете того, что вы только что сказали, могли бы вы составить профиль убийцы?

Мила, которая сделала для себя копию досье, чтобы ознакомиться с ним по дороге, решила попытаться:

– Всю жизнь Роджер Валин заботился о больной матери. У него больше не было никого на свете. Женщина страдала редкой дегенеративной патологией и требовала постоянного ухода. Валина приняли бухгалтером в аудиторскую фирму, поэтому днем, пока он был на работе, за матерью смотрела квалифицированная сиделка, и оплата ее услуг почти полностью поглощала его жалованье. Когда опрашивали коллег Валина, никто не смог в точности описать его привычки. Некоторые даже не знали его имени, только фамилию. Валин ни с кем не разговаривал, ни с кем в офисе не поддерживал отношений, его даже нет на фотографиях, сделанных во время рождественских корпоративов.

– Это, сдается мне, портрет совершенного психопата, который всю жизнь копит обиду, а в один прекрасный день приходит в офис с автоматом Калашникова, – заключил Гуревич.

– Думаю, все гораздо сложнее, – возразила Мила.

– Что вас наводит на такие мысли?

– Мы смотрим на жизнь Валина с нашей точки зрения. Но то, что нам кажется жалким прозябанием человека, оказавшегося заложником болезни матери, на самом деле нечто совсем иное.

– И что именно?

– Не сомневаюсь, что вначале такое положение вещей тяготило его, но со временем Роджер Валин преобразил трудности в своего рода миссию. Заботиться о матери, ухаживать за ней стало смыслом его жизни. Иными словами, это и было настоящей его работой. Все остальное – офис, отношения с людьми – его обременяло. Со смертью матери его мир рухнул, он себя почувствовал никому не нужным.