Крайне опрометчивым оказалось то, что Комиссия при установлении даты расстрела в Козьих Горах сослалась на данные судебно-медицинской экспертизы, которая якобы «с несомненностью установила: «время расстрела – осень 1941 г.» Это утверждение носило явно пропагандистский характер, так как в то время не существовало достаточно надежных научных методик для определения время захоронения. Даже сегодня датировка гибели обнаруженного в старых захоронениях трупа является весьма непростой задачей.
Информация о лагерях «особого назначения» НКВД, в которых содержались польские военнопленные в период 1940—1941 гг., не была подкреплена соответствующими свидетельствами. На 6—ом заседании Комиссии, состоявшемся 23 января 1944 г., было решено: « Поручить обследование бывших лагерей польских военнопленных члену Комиссии Гундорову A.C.» (ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 8. Л. 179—180 ). Но генерал-лейтенант Гундоров так и не проинформировал Комиссию о состоянии бывших лагерей «особого назначения». Все ограничилось опросом бывшего начальника лагеря «№ 1-ОН» Ветошникова, состоявшимся 23 января 1944 г.
Конечно, признать в период войны, что СССР совершил противоправное деяние, осудив военнопленных и превратил их в заключенных лагерей «особого назначения» НКВД, было невозможно. Но более определенные данные о существовании лагерей «ОН» в Сообщении Комиссии должны были присутствовать. В результате базовое доказательство вины нацистов в расстреле польских военнопленных стало эфемерным. Если под Смоленском существовали лагеря «ОН», то нацисты могли расстрелять поляков, если нет, то вся версия Специальной Комиссии о вине нацистов рушилась .
При отсутствии неопровержимых доказательств о наличии лагерей «ОН» под Смоленском, вся шумиха с повторной советской эксгумацией в январе 1944 г. не имела большого значения. Она фактически ничего не доказывала , кроме того, что в Катыни-Козьих Горах действительно захоронены расстрелянные польские военнопленные. Для доказательства вины нацистов комиссии Бурденко следовало документально подтвердить СУЩЕСтвОваНИЕ лагерей «ОН », выявить всех свидетелей преступления немцев и в достаточных количествах извлечь из захоронений вещественные доказательства , подтверждающие вину нацистов: пули, стреляные гильзы, сохранившееся пистолетные патроны и немецкий шпагат.
К этому следовало добавить содержательный анализ немецких документов о процедуре формирования немцами эксгумационного списка и завершить этот анализ «Судебно медицинским отзывом» Я.Олбрыхта и С.Сенгалевича . Это позволило бы доказать явно фальсификационный характер немецкой эксгумации.
Негативное отношение к выводам комиссии Бурденко укрепилось после опубликования в 1990 г. отдельных результатов «предварительного расследования» Катынского дела, осуществленного большой группой оперативных работников и следователей НКГБ СССР и УНКГБ по Смоленской области под руководством заместителя начальника контрразведывательного управления НКВД майора Леонида Райхмана. Эта группа работала в Козьих Горах с 5 октября 1943 г. по 10 января 1944 г., то есть до комиссии Бурденко.
Итогом этой работы стала совершенно секретная « Справка о результатах предварительного расследования так называемого «катынского дела» от 18 января 1944 г. за подписью Наркома госбезопасности СССР В.Меркулова и зам. Наркома внутренних дел СССР С.Круглова. «Сообщение…» комиссии Бурденко по ряду позиций дословно повторяло эту справку. Это вызывает определенные сомнения в объективности Сообщения комиссии Бурденко.
Польская «научно-историческая экспертиза» и лагеря «особого назначения» нквд
В 1988 г. польская сторона нанесла удар по главному советскому аргументу, доказывающему причастность нацистов к расстрелу в катынском лесу – выводам, сформулированным Специальной Комиссией или комиссией Бурденко, осуществившей повторную эксгумацию катынских захоронений в январе 1944 г.
Несмотря на явные недочеты и натяжки, версия комиссии Бурденко в социалистическом лагере считалась общепринятой до 1988 г. Как уже говорилось, в 1987 г. была создана двусторонняя комиссии по вопросам отношений между Польшей и Россией и, прежде всего, по Катыни. Однако попытки польских историков начать дискуссии по катынской проблеме наталкивались на глухое сопротивление советской части комиссии.
Такая позиция во многом была обусловлена с одной стороны полной засекреченностью документов, касающихся катынской темы, с другой – неопределенной позицией Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева. Генсек даже не соизволил ответить на очень важный для поляков документ – рапорт бывшего генерального секретаря Польского Красного Креста К.Скаржиньского о работе Технической комиссии ПКК в Катыни в 1943 г., переданный советской стороне еще осенью 1987 г.
Уже упомянутый В.Абаринов в дополнительной главе к «Катынскому лабиринту» пишет: «В ответ на слезные моль
бы академика Георгия Смирнова (советский сопредседатель двусторонней Комиссии по истории отношений между двумя странами – В.Ш. ), просившего принять хоть какое-нибудь решение, ему от имени Горбачева было предложено вместе с д-ром Яремой Мачишевским (польский сопредседатель – В.Ш. ) выступить с совместным обращением к гражданам, организациям и архивам Польши, Советского Союза и третьих стран с просьбой направлять комиссии свидетельства и документы, имеющие отношение к событиям в Катыни. Но Мачишевский категорически отказался участвовать в этом фарсе».
Катынская проблема под предлогом неготовности к обсуждению не включалась советской стороной в повестку дня. Наконец, по настоянию поляков катынская тема все же была внесена на обсуждение. На втором пленарном заседании комиссии (1—3 марта 1988 г.) польская сторона выразила недовольство отсутствием у советской стороны «содержательной позиции» по катынской проблеме. Советский академик А.Нарочницкий выступил с обширной речью в защиту выводов комиссии Н.Бурденко. Польские профессора не согласились с подобной трактовкой катынской проблемы и возник вопрос о целесообразности существования комиссии.
Тогда советский профессор О.Ржешевский предложил польским коллегам еще раз проанализировать логичность и доказательность выводов комиссии Н.Бурденко. В течение двух месяцев члены двусторонней советско-польской комиссии, польские профессора историки Я.Мачишевский (польский сопредседатель комиссии), Ч.Мадайчик, Р.Назаревич и М.Войцеховский осуществили так называемую « научно-историческая экспертизу » Сообщения комиссии Бурденко. Выводы для советской стороны оказались неутешительными
В исследовании «Катынский синдром…» утверждается, что польские эксперты в 1988 г. «…не оставили камня на камне от всей системы доказательств комиссии Н.Н.Бурденко… Ложная версия о содержании польских военнопленных до сентября 1941 г. в трех лагерях особого назначения с использованием на дорожно-строительных работах и о проведении расстрелов немцами была убедительно опровергнута … Как следует из справок МБ РФ, таких лагерей в 1940 г и последующих годах не существовало. Так называемый майор Ветошников (начальник лагеря № 1-ОН фигурировал как свидетель в сообщении комиссии Бурденко) службу в системе госбезопасности не проходил и является вымышленной фигурой» (Катынский синдром… С. 370—371, 476).