Белогвардейская Отдельная русская армия (из состава Добровольческой армии генерала А.Деникина) под командованием генерала Николая Бредова была в 1920 г. была размещена в лагере для пленных в Стшалково . Циммерман, адъютант Бредова в воспоминаниях писал. «Один из полковников, заведовавший лагерями, в резкой форме спросил меня: понимаю ли я, что я нахожусь в пределах польского государства и что обращения к иностранным военным миссиям совершенно неуместны и могут иметь лишь отрицательные последствия…
В военном министерстве сидели почти исключительно «пилсудчики», относившиеся к нам с нескрываемой злобой. Они ненавидели старую Россию, а в нас видели остатки этой России… Военное министерство систематически давало в газеты, особенно в левую прессу, ложные сведения о наших частях, а затем, под предлогом «общественного мнения», то же самое министерство принимало меры репрессий по отношению к своим беззащитным жертвам…»
Начальник штаба армии Бредова Борис Штейфон описывал впечатления от Варшавы 1920 г., куда он был направлен по делам: «Русского в Варшаве ничего не осталось. Нетерпимость доходила до того, что гимназия (около памятника Копернику), отделанная раньше в русском стиле, стояла с отбитой штукатуркой и выделялась, как грязное пятно, на фоне остальных зданий».
В то же время, будучи в Познани, Б.Штейфон отмечает, что: «Насколько в Варшаве было все польское и русского ничего не осталось, настолько в Познани все немецкое сохранилось. Названия улиц, вывески, книжные магазины, объявления – все это пестрело немецкими названиями. Польская речь слышалась только изредка и совершенно тонула среди отовсюду слышавшихся немецких слов» (Штейфон. Бредовский поход).
Странная избирательность польских националистов?! В настоящее время происходит нечто подобное. Как уже говорилось, некоторые политические силы в Польше стремятся представить период коммунистической власти как советскую «оккупацию», более страшную, нежели нацистская.
Наиболее ярко тогдашние антироссийские настроения сформулировал тогдашний заместитель министра внутренних дел, а в будущем министр иностранных дел Польши, Юзеф Бек: «Что касается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, которую у нас испытывают по отношению к ней» (Сиполс. Тайны дипломатические, с. 35). Бек хорошо знал настроения в польском обществе.
Неплохо знал о них, родившийся и проведший юные годы в Польше, командующий Добровольческой армией Антон Иванович Деникин, Вот что он пишет в своих воспоминаниях о жестоком и диком прессе полонизации, придавившим русские земли, отошедшие к Польше по Рижскому договору (1921): « Поляки начали искоренять в них всякие признаки русской культуры и гражданственности, упразднили вовсе русскую школу и особенно ополчились на русскую церковь. Мало того, началось закрытие и разрушение православных храмов» (Деникин. Путь русского офицера, с. 14).
В то время в Польше было разрушено 114 православных церквей, в том числе был взорван уникальный по своей культурной значимости варшавский кафедральный собор святого Александра Невского, имевший в своем собрании более десяти тысяч произведений и предметов мировой художественной ценности. Оправдывая это варварское деяние, газета «Голос Варшавски» писала, что «уничтожив храм, тем самым мы доказали свое превосходство над Россией, свою победу над нею ».
Отношение к русским и советским в 1919—1922 гг. в Польше было неприкрыто враждебное. Даже члены Российско-Украинской делегации (РУД) по репатриации пленных в Варшаве систематически подвергались оскорблениям. В телеграмме председателя РУД Е.Игнатова наркому Г.Чичерину от 3 мая 1921 г. о пребывании делегации в Варшаве и отношении к ним польского общества и польской прессы. «Отношение…в значительной мере враждебное и недопустимое даже с точки зрения буржуазных международных отношений и правил приличия» (Красноармейцы. С. 552—553).
В Польше были люди, не опьяненные националистическим и политическим дурманом, которые пытались изменить ситуацию в лагерях военнопленных к лучшему. В 1919 г. в Министерстве военных дел Польши безуспешную борьбу за улучшение ситуации в лагерях пленных вел начальник Санитарного департамента этого министерства генерал-подпоручик Здислав Гордынский. До своего, вероятно, вынужденного ухода в январе 1920 г., он не давал покоя военному министру своими докладами и записками. Его поддерживал профессор Эмиль Годлевский, Чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями, впоследствии начальник Санитарного департамента.
Судьба Э.Годлевского неясна. По данным именного списка, приведенного в сборнике « Красноармейцы в польском плену…» он ушел с поста Чрезвычайного комиссара 31 августа 1920 г., хотя в сборнике приведены его докладные записки министру от 16 ноября и 2 декабря 1920 г., где он фигурирует, как начальник Санитарного департамента и Верховный чрезвычайный комиссар. Но это не так важно. Важнее реакция военного руководства Польши на докладные З.Гордынского и Э.Годлевского.
Так, письмо (точнее крик души) Э.Годлевского от 2 декабря 1920 г. военному министру К.Соснковскому о тяжелых условиях размещения военнопленных в Пулавах и Вадовице военными чиновниками было переправлено, как сотни других писем с препроводительной запиской, в I (мобилизационно-организационный) отдел Минвоендел. Как известно, вплоть до смерти начальника станции в Пулавах в апреле 1920 г., там ничего не менялось. В результате 900 пленных из 1100 (81,8%) , размещенных в Пулавах, за зиму 1920/21 гг. вымерли. Однако в настоящее время в Пулавах известно лишь одно захоронение на 200 пленных.
Немало сделали для спасения пленных красноармейцев многие польские врачи. Некоторые из них стали жертвами эпидемий. Но, к сожалению, таких людей в Польше было явное меньшинство и они не в силах были изменить общую политику в отношении пленных красноармейцев.
Предтечи Освенцима
Поистине бесчеловечными были условия содержания «большевистских военнопленных», как красноармейцев называли в Польше, в лагерях для военнопленных. В декабре 1920 г. Верховный Чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Э.Годлевский, в своем письме военному министру Польши Казимежу Соснковскому положение в лагерях военнопленных характеризовал как «просто нечеловеческое и противоречащее не только всем требованиям гигиены, но вообще культуре» (Красноармейцы… С. 419).
В протоколе 11-го заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии по репатриации от 28 июля 1921 г. была сформулирована общая оценка ситуации, в которой находились пленные красноармейцы в польских лагерях, вплоть до выезда в Россию. Отмечалось, что: «РУД никогда не могла допустить, чтобы к пленным относились так бесчеловечно и с такой жестокостью… РУД делегация не вспоминает про тот сплошной кошмар и ужас избиений, увечий и сплошного физического истребления, который производился к русским военнопленным красноармейцам, особенно коммунистам, в первые дни и месяцы пленения» (Красноармейцы… С. 642).
Не менее жестко в адрес польских властей в феврале 1923 г. высказался в своем докладе НКИД РСФСР председатель РУД Е.Я.Аболтин: «Может быть, ввиду исторической ненависти поляков к русским или по другим экономическим и политическим причинам военнопленные в Польше не рассматривались, как обезоруженные солдаты противника, а как бесправные рабы.