Катынь. Современная история вопроса - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Швед cтр.№ 103

В первое время после избрания Гомулки, Хрущев крайне настороженно относился к нему. Но потом «интуитивно почувствовав в Гомулке лидера большого формата и близких ему установок, проникся к нему уважением… В международном отделе ЦК КПСС… считали, что Хрущев видел в Гомулке сторонника перемен, который будет его полезным союзником в Москве в борьбе с противниками оттепели» (Катынский синдром… С. 201)

Версия о первой корректировке «исторических» документов по Катыни становится более реальной в связи с тем, что это осуществлялось в расчете на их обнародование через в.Гомулку. Напомним, что в августе 1956 г. шесть конгрессменов США обратились к Н.Хрущеву с вопросом, почему он до сих пор не признал вину Сталина и Берия в «катынском убийстве офицеров польской армии» . Гомулка, как человек в свое время обиженный сталинским режимом, хорошо подходил для роли обличителя Сталина в рамках не только соцлагеря, но и всего мира.

Леопольд Ежевский в своем исследовании «Катынь. 1940» пишет, что на XXII съезде КПСС, открывшемся 27 января 1961 г., «Хрущев пошел еще дальше в осуждении сталинизма и приоткрыл завесу над другими преступлениями 1936– 1953 гг., что, в конечном счете, ускорило его собственное падение. Уже много лет курсируют слухи, что именно в тот период Хрущев обратился к Владиславу Гомулке с предложением сказать правду о Катыни и возложить вину на Сталина, Берию, Меркулова и других, покойных уже, видных представителей сталинской гвардии. Гомулка решительно отказался, мотивируя свой отказ возможным взрывом всеобщего возмущения в Польше и усилением антисоветских настроений» (Ежевский. Катынь. Глава «После войны»).

Многие исследователи полагают, что данная ситуация является вымышленной. Можно ли допустить, чтобы Хрущев, поставивший цель сделать Советский Союз первой державой мира, фактически предал интересы страны? Однако известно, что Хрущев совершил немало поступков, которые нанесли огромный урон СССР.

Член Политбюро ЦК КПСС, министр обороны СССР Д.Ф.Устинов е на последнем году жизни, когда зашла речь о Хрущеве на Политбюро, сказал так: «Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также в отношении Сталина» ( Из рабочей записи заседания Политбюро ЦК КПСС от 12 июля 1984 г. Цит. по: Совершенно секретно. 1995. № 9).

Хрущев расценивал катынское преступление как одно из рядовых «злодейств Сталина», но учитывал его международную значимость. В этом плане для него главным было то, что в 1956 г. вопрос стоял о власти , без которой любые планы Хрущева реформировать страну и «догнать и перегнать америку» были бы неосуществимы. Не следует умалять мотив личной мести, которую Хрущев испытывал по отношению к Сталину.

Как отмечалось, Хрущев после смерти Сталина несколько лет балансировал на грани и, стремясь укрепить свои властные позиции, готов был пожертвовать многим. Он хорошо знал, что в мировом сообществе господствует мнение, что расстрел польских офицеров в Катыни – дело рук «большевиков». В 1956 г. Хрущеву представлялся весьма удобный момент воспользоваться ситуацией и, свалив вину за расстрел всех польских военнопленных на Сталина и его «приспешников»: Молотова, Кагановича, Берия, Меркулова и др. . В результате Хрущев демонстративно порвал бы со «сталинским прошлым». Именно такой вариант и предлагали ему американские конгрессмены.

К сожалению, советские руководители в борьбе за власть не раз поступали как Хрущев, выкидывая «катынскую карту». Вспомним Горбачева, который в 1990 г., ради своего политического престижа, без должного расследования, поспешил признать вину СССР за Катынь.

Еще более предательски в 1992 г. поступил Ельцин. Он и его окружение, стремясь оправдать развал Союза, организовали беспрецедентную кампанию «шельмования» советского период. Катынским документам в этом процессе отводилась особая роль. Напомним, как и когда обнаружились эти документы. Именно в разгар процесса по делу КПСС, когда «убойный» компромат, изобличающий коммунистов, был необходим Ельцину в борьбе с компартией.

В этот период до предела обострилось противостояние Президента и Верховного Совета. Это теперь, когда все завершилось расстрелом Белого Дома, фамилия Ельцина сопровождается приставкой «первый Президент России». А обернись дело по-другому, Ельцину пришлось бы отвечать за «Беловежский сговор» и многие другие тяжкие уголовные преступления. В ситуации политического форс-мажора ему буквально до зарезу было необходимы аргументы, оправдывающие разрушение СССР и разгром КПСС. Катынское преступление, имеющее, помимо прочего, громкий международный резонанс, вполне подходило для этого. Оно стоило того, чтобы тщательно «поработать с катынскими документами».

Однако, когда ситуация изменилась и публичная надобность в катынских документах исчезла, то на основании Закона «О государственной тайне», расследование Катынского дела было засекречено.

Однако вернемся к Хрущеву. Факт его разговора с Гомулкой о Катыни представляется достаточно достоверным. Тем более, что известен свидетель этого разговора. Им являлся сотрудник ЦК КПСС Я.Ф.Дзержинский, который по долгу службы присутствовал во время встречи Хрущева с Гомулкой. Его воспоминания изложены в книге другого сотрудника ЦК КПСС П.К.Костикова «Увиденное из Кремля. Москва – Варшава. Игра за Польшу».

Дзержинский так характеризует эту беседу, в ходе которой Хрущев сделал предложение Гомулке. Хрущев был «под хмельком, рассуждал в привычном ключе о Сталине и его преступлениях и неожиданно предложил сказать на митинге о Катыни как злодеянии Сталина, с тем, чтобы Гомулка поддержал выступление заявлением, что польский народ осуждает это деяние» (Катынский синдром… С. 203—204).

В отличие от Хрущева, Гомулка повел себя как серьезный и ответственный государственный деятель. Он моментально просчитал последствия такого заявления. Владислав Гомулка осознал, что в польском обществе возникнет масса болезненных вопросов относительно документов, мест захоронений офицеров, наказания виновных и т.д. Он понимал, что решение катынского вопроса надо начинать не с митинга. Все это он сказал Хрущеву.

Гомулка в своих «воспоминаниях», опубликованных в 1973 г., назвал ситуацию с предложением Хрущева рассказать правду о Катыни, «клеветой, сконструированной со злым умыслом» (Катынский синдром… С. 202). В этом нет ничего удивительного. Многие поляки отказ Гомулки от предложения Хрущева рассказать «правду» о Катыни расценивали, как предательство. Поэтому другого выбора, помимо отрицания, у Гомулки не было.

Для Хрущева в 1956—57 гг. историческая правда о Катынском деле не имела принципиального значения. Судьба нескольких сотен или тысяч пропавших в СССР поляков волновала его еще меньше. Главное было – развенчать «тирана» и укрепить свое положение. Ну, а для оформления «доказательной базы» у Хрущева был такой безотказный «инструмент», как Серов. Тем более, что исходный материал для «формирования доказательств» существовал.

Как говорилось, Политбюро ЦК ВКП(б) 5 марта 1940 г., вероятнее всего, приняло политическое решение о расстреле тех польских офицеров, которые были виновны в тяжких преступлениях. вопрос в том, в отношении скольких поляков было принято это решение: трех или двадцати пяти тысяч?