– Да, это домик Ганса, – отвечает он на вопрос Беи. – Но он вполне окей. Я, кстати, Юрек! – Пауза. – Ну, нет так нет!
Я представила себе, как он протянул ей руку и как она на эту руку посмотрела – будто это рука Гитлера. Как минимум.
– Вот, черешня! – сказал он вместо приветствия и протянул мне коричневый бумажный пакет.
– Ты знаешь, кто из девочек болен?
Он покачал головой:
– Не вышло. Может, Оле больше повезло. У него для этого есть свои трюки. Ты бы слышала, как он родителям звонит. Они думают, что мы в байдарочном походе.
Юрек засмеялся. У него острые клыки.
Мы стали есть черешню. Косточки складывали на газету с моей и Беиной фотографиями. Две косточки я положила себе на глаза. Юрек положил косточку мне на рот.
Он рассказал, что весь город сейчас на ушах. Везде камеры, микрофоны и журналисты.
– Репортеры, – драматически произнес Юрек, написал это слово большими буквами рукой в воздухе и показал мне трейлер с драматическими звуками пропеллеров и боя на мечах. – Они везде. На каждой скамейке. На каждой лужайке. – Он выпятил губы и изобразил звук зума камеры. – Они могут подождать. Но однажды нападут. И у них будут вопросы. – Он продолжил с особо драматической интонацией: – Мно-ого вопросов! В том числе к тебе.
Я засмеялась вместе с ним, не думая о том, как выгляжу в этот момент.
– Дай-ка я Оле позвоню. – Юрек вынул смартфон из потертого бокового кармана своих обрезанных армейских штанов. – Оле, друг мой! – Тут он затих. – Окей. Да. Ясно. Понял, у тебя сегодня первый день и разговаривать по телефону вообще-то запрещено. Понимаю. Пока, красавчик.
Юрек спрятал телефон обратно в карман.
– Он на гражданской службе в больнице Волькенкнохена.
– Правда?
– Да нет! Он, наверно, заболтал там всех и его пропустили. Я ж говорю, он такое умеет.
Потом мы сидели рядом и молчали как камни, пока Юрек не получил сообщение от Оле.
– Иветта, – сказал он мне. – И ей все еще плохо. Пищевое отравление.
Я почувствовала себя виноватой, потому что хотела, чтобы это оказалась именно Иветта.
– Я должна сказать Бее.
Бея сказала, что Иветта наверняка отравилась одним из своих ядовитых замечаний.
– Не смешно! – ответила я.
Я попыталась представить, что бы я делала на месте полицейского. Вот мне приказывают отправиться из одного районного центра в другой и вместе с еще несколькими полицейскими из других близлежащих городов охранять больницу, чтобы туда не проникли репортеры, зеваки, журналисты, безумцы и вообще никакие посторонние лица, потому что там лежит одна из девочек, которых две недели искали по всей стране.
Это я очень хорошо представляла. А еще я представила, как уже пару часов стою перед больницей, которая интересует всю страну. В этот день у меня уже был часовой перерыв, во время которого я перекусил в машине сопровождения гороховым супом и выпил жидкий кофе из фургона «Мистер Ванг». Так что я уже устал от всего, и / или нервничал бы, и / или думал бы о доме, где у меня есть будильник, который не звонит, а каркает, и это забавляет мою жену. У меня странная жена, она называет меня мышонком. И вот так бы я стоял, по профессии – правоохранитель, в частной жизни – мышонок, стоял бы так: слева – коллега, справа – коллега… Кто знает, как их называют жены? Меня бы определили на пост у запасного выхода. Даже не у главного, где все эти журналисты садятся на плечи коллег, чтобы на снимке больницы не оказалось голов других журналистов.
А потом я представляю, как ко мне подходит молодой парень, рыжеволосый, в штанах и рубашке санитара, направляется ровно к запасному выходу и говорит, что он здесь на альтернативной гражданской службе. Он и так опаздывает, и не могу ли я его пропустить.
Что бы я сделал?
Снял бы фуражку?
Почесал бы в затылке?
А он смотрит на тебя своими чистыми глазами. У него даже растительности на лице еще нет. Вряд ли это журналист. Вообще удивительно, что ему уже есть шестнадцать. Вдруг юноша поднимает руку и кричит в сторону парковки:
– Доктор Липпман! ДОКТОР ЛИППМАН!
И женщина машет ему в ответ. Быстрым движением она закрывает дверцу машины, как героиня вестерна, и с прямой спиной подлетает к нам. Летний плащ, мокасины, солнечные очки.
– Какие-то проблемы? – обратилась бы она ко мне и парнишке.
– Он говорит, он тут на альтернативке, – сказал бы я. И так как это бы прозвучало как-то не слишком по-полицейски, не так, как должен звучать представитель власти, я бы добавил: – Вы можете это подтвердить, госпожа Липпман?
…В общем, очень повезло, усмехнулся Оле, что полицейский – в чью голову и жизнь я пыталась проникнуть – сказал, что Оле «на альтернативке», и попросил госпожу Липпман это подтвердить.
Госпожа Липпман ответила:
– Во-первых, это называется не «альтернативка», а Федеральная добровольная служба. Во-вторых, я была бы вам очень благодарна, если бы вы ко мне правильно обращались. Я – доктор Липпман. И, в-третьих, я, как главный врач, не могу лично знать каждого нашего санитара.
И надо сказать, я в этот момент – будь я в шкуре того полицейского – почувствовала бы себя не очень хорошо и подумала примерно следующее: «Пропущу-ка я их обоих. Он знает ее, она – его, значит, вроде как все в порядке».
– И он меня пропустил. – Оле пожал плечами. – Еще доктор спросила меня, в какое отделение я иду. А у меня, как раз на этот случай, было заготовлено имя, и я ответил: «К доктору Роланду». «Поторапливайся», – сказала она. Так я оказался в больнице.
– И ты пошел к Иветте? – спросила я. – Ты ее видел?
– Я отправился в терапевтическое отделение. Терся там, пока все из сестринской не ушли. Тогда я подошел к компьютеру и стал просматривать имена пациентов, пока не наткнулся на Иветту. Судя по всему, остальных девчонок просто обследовали и быстро выписали. Потом я надел свой суперплащ, вылетел из окна и кратчайшим путем прибыл сюда.
Юрек засмеялся.
Мне нравилось, как он смеется. Было здорово, что никому не нужно объяснять почему. «Он выглядит так круто!» звучало бы глупо. Казалось ужасно стыдным, что кто-то может нравиться из-за этого. Это примерно как говорить «я люблю дождь, после него все такое свежее», или «мне нравится смеяться, это так весело».
У меня было ощущение, что Бея наблюдает за тем, как я на него смотрю.
– Что? – спросила я.
– Ничо! – сказала она.
Парни выспрашивали у своего супергероя детали.
А: Откуда у него взялся костюм санитара?
Ответ: Из магазина профессиональной одежды в пассаже около ратуши.
Б: Откуда он узнал, как зовут врачей?