Аннушка сказала, тут недалеко Чехия. Сразу за гребнем гор.
Мы все были «за», хотя так станет понятно, что мы скорее на юге, чем на севере, и скорее на востоке, чем на западе.
Бея сунула нашу шестичастную записку в карман куртки и подняла на прощание руку. Чероки она взяла с собой.
У меня в руке клок волос. В другой – нож. Вжик. Еще клок. Резать трудно. Нож – не ножницы. Ножницы – это ведь два ножа с винтиком. Ножницы у нас были только совсем маленькие, на мультитуле у Иветты.
– Да ты подожди, пока я закончу, – сказала Аннушка. – Я тебе ножницы дам.
У ее ног постепенно росла куча наших волос. Внизу – фиолетовые волосы Иветты, сверху – мягкие светлые волосы Антонии. Настала очередь Рики.
Мы решили обрезать волосы. Потому что… Из-за того что… Просто потому. С короткими волосами мы типа будем похожи на мальчиков. Это, конечно, чушь. Мы будем просто девчонками с короткими волосами. Даже тренировались двигаться, будто у нас есть яйца.
– Да ну, и ножом получается. Это же не для красоты, – сказала я. Волосы в одной руке. В другой – нож. Вжик. Клок.
Кайтек сидел спокойно.
– Подстрижешь потом Буги тоже? – спросила Рика.
– Да пожалуйста. Только она должна сидеть спокойно, а то я ей нечаянно укорочу ее веселые ушки.
– Сидеть спокойно? Не выйдет, она не умеет, – усмехнулась мне Рика.
– Ты, видно, тоже не умеешь, – проворчала Аннушка. – По крайней мере, помолчать тебе точно никак. Какую окантовку хочешь?
– Фу-у, так только гопники говорят! – засмеялась Рика. – А вот сделай-ка мне такую неровную челку с острым мыском, – кривляясь, продолжила она, – знаешь? Чтоб спереди как жало торчало. Такой рог футболиста. Когда кажется, что, отбивая мяч головой, он его обязательно проткнет.
Мы засмеялись.
Все, кроме Аннушки.
– Это же круто.
– Ты серьезно? – Рика давилась от смеха. – Такой пенис на голове? Да к тому же эрегированный? Такие чуваки потом на красных тачках ездят. С большущими наклейками сзади. Чтобы все знали, какую дикую музыку они слушают.
– Тихо! – скомандовала Аннушка и начала резать. Слева – расческа, справа – ножницы. – Главное, сиди тихо.
Некоторое время было действительно тихо. Я снова углубилась в шерсть Кайтека. Клок в одной руке, нож – в другой. Вжик. Под верхней черной шерстью оказался коричневый подшерсток, а потом – белый. Внизу шерсть была очень мягкая. Я не знала, поможет ли ему стрижка от жары. Иногда в особенно жаркие дни мы с собаками ходили на ручей. Там вода всегда холодная. Даже Кайтек получал от нее удовольствие. Он ложился в ручей и лежал там, ухмыляясь, пока Чероки и Буги весело носились вокруг. Таких вылазок больше не будет. Мы решили больше далеко от туннеля не отходить. Свободно разгуливать могла только Бея. У нее лицо – это просто лицо. А наши лица – лица в розыске. Даже с короткими волосами этого не изменить. Нас могут принять за мальчиков только издалека. Поэтому мы это и придумали: обрезать волосы. При голосовании за стрижку было пять рук. Аннушка сказала, что ее в этой местности узнают в любом случае.
Кроме Беи, у меня не было знакомых девочек с короткими волосами. Почему – не знаю. В моем окружении среди девчонок даже речи об этом не было. Матери время от времени говорили: «Ну давай сделаем тебе красивую короткую стрижку. Это же очень практично». Моя мать иногда говорила «модняво». И в этот момент я чувствовала, что она куда круче меня. По ее мнению, еще одна практичная вещь – боди с кнопками между ног.
– Буги, красавица! – позвала я. Она тут же подошла ко мне. – Ложись. – И это она выполнила. Но вот «лежать спокойно» никак не получалось. У нее под шерстью было столько планов: куда-то бежать, что-то ловить, лечь на землю и кататься – ну такие нормальные собачьи планы. Шерсть у нее была намного мягче и длиннее, чем у Кайтека. Трогать ее было очень приятно.
– Рика, у тебя парень есть? – Аннушка храбро резала, вниз сыпался дождь темных прядок.
– Был один. Но он живет в Америке. – Рика сделала паузу. – И играет там в группе. И это была скорее такая односторонняя история. Ну, он даже не знал обо мне. А в начале лета женился на одной актрисе. На такой, которая всегда играет в фильмах тупых теток, и ей даже напрягаться для этого не приходится. И тогда он для меня перестал существовать.
– Это же чушь, – сказала я.
– Да, по-любому. Если я все это выдумала, это чушь, и если нет – тоже. – Рика захохотала и провела рукой по круглому затылку, который теперь походил на дикий волосяной сад, в котором волосяной садовник иногда косил газон, иногда нет – по настроению.
– Чарли, ты следующая.
Буги тут же вскочила – ее хозяйка что-то сказала!
– Лежать, – сказала я, снова подтянула собаку к себе и продолжила резать.
Рика стряхнула жнивье с головы. Она выглядела как одиннадцатилетка, который ворует жвачки. Посмотрелась в воду в одном из котелков. Стала скалиться и кривляться отражению, дразнить свои же рожи, а Аннушка начала собирать урожай моих волос.
Взглянув в воду несколько минут спустя, я увидела своего отца. Отца, который снова молод, снова идет в армию и снова пишет письма моей матери. («Милая моя домашняя девочка!» Я как-то случайно нашла эти письма и случайно все их прочитала.)
Мне стало не по себе от того, сколько я в последнее время думаю о родителях. И от того, что я так волнуюсь, что они волнуются, у меня было чувство, что это они – мои дети.
Я успокаивала свою совесть тем, что скоро им отправится весточка от меня.
– Ого, еще один красавчик! – подмигнула мне Иветта. Без фиолетовых волос она выглядела совсем по-другому. Ее острый подбородок, острый нос и острые уши оказались вполне себе миленькими.
Фрайгунда тоже совершенно преобразилась. Без занавеса из волос она щурилась на солнце. По лицу иногда проскальзывала улыбка.
Мы слегка флиртовали друг с другом. Красавчик тут, красавчик там. Это было очень странно, потому что если мы флиртуем друг с другом, потому что выглядим как мальчики, то мы как бы и не лесбиянки, и не гетеросексуалки, и не геи, так?
Мне вспомнилась одна книга из школьной библиотеки. Она называлась «Сбивающий с толку пубертат».
Вечером я села с картой и отправилась в поход вместе с Беей. Я представляла себе маленькую Бею и совсем крошечного Чероки, которые бежали по покрытой краской бумаге, как тот жук по газетам. В сгибе карты Бея могла бы заночевать. Там бумага совсем мягкая.
Пешком через границу – звучало захватывающе. Там просто гребень горы, сказала Аннушка. Природная граница. С одной стороны Рудные горы спускаются в Германию, с другой – расстилается чешская земля. Мне нравятся природные границы. Когда граница страны проходит по реке, по морю или по горному хребту – это как-то логично. Народы друг на друга не наползают. А когда границы пролегают просто так, кажется, что не сегодня завтра одна страна захочет отобрать у другой полполя. Это мне не нравится.