Днем состоялся разговор, в котором я, заметив это уже в самом конце, тоже участвовала.
– Ты меня слушаешь? – спросила Антония.
– Что?
Рика засмеялась:
– Она тебе что-то о погоде рассказывала.
– Тебе тоже, – рассерженно бросила Антония. – Вы обе не слушали! – Она громко засопела. – Теперь придется все заново рассказывать.
Мы тоже засопели.
– Не-е, не нужно!
– Короче, в общем, я хотела сказать, что, скорее всего, в ближайшие дни будут дожди, потому что… – Она взглянула на нас. – Ну, неважно.
– Извини, Антония, – сказала я. – Я правда очень хочу спать.
– Боже мой, так поспи!
Я легла на краю питомника, Кайтек устроился рядом и заурчал. Не знаю почему, но ненакрытая я чувствую себя какой-то беззащитной – неважно, что на мне надето и где я лежу. Я накрылась кофтой с капюшоном, которую нашла в лесу. Она перешла в мое владение. К сожалению, запах у нее уже был не очень… Взгляд вверх – небо. Взгляд в сторону – пес. А потом я начала парить: подниматься вдоль стволов деревьев, еще выше… И вот уже я высоко над лесом, мне хорошо видно, где находится каждая из нас…
Когда я проснулась, сон продолжался. Я приподняла голову и увидела старуху. Старуху в белом платье. Шла она, согнувшись, а может, и сама была такая кривая. Идти ей было тяжело. Она была не дальше трех метров от меня. Видимо, разглядеть меня под черной кофтой было не так-то легко. Особенно старым глазам старой женщины. Но иногда во сне все бывает не так. Может, у нее орлиное зрение и ковылять она может очень быстро, если нужно? Почему она не парит, если ей тяжело ходить? Почему не стонет, если она Стонущая мать? А она Стонущая мать? Я помотала головой – кофта зашуршала. Кайтек вонял. Это был не сон. Запахи мне никогда не снятся. Я снова положила голову на землю. Когда я опять посмотрела вверх, ее уже не было. Все-таки сон…
Я пошла обратно к туннелю. Кайтек тщательно обнюхивал землю. Там, где она стояла. Если, конечно, она там стояла.
Фрайгунда поприветствовала меня кивком. Все на меня приветливо посмотрели. Я покраснела. Всё в порядке, не волнуйся, говорили мне. Мне это постоянно говорят. Терпеть этого не могу. Если б могла не краснеть, не краснела б!
Антония пискнула голоском кукольной мамы:
– Почему ты плакала?
– Я не плакала.
– Ну мы же слышали. Не хочешь – не рассказывай.
Я сложила два и два: я ее видела, девочки что-то слышали – значит, она все-таки была. Первой ее увидела Антония, еще в жару, когда Аннушка еще ни о чем таком не рассказывала. Потом ее слышала Иветта, а она не склонна фантазировать. А теперь я. Не сама же я стонала во сне, так? Нет, конечно!
Я не верила в существование Стонущей матери. Но надеялась на это. Мне казалось, что гораздо хуже, если здесь бродит сумасшедшая. Но лучше я придержу язык. Это же все равно. Осталось три дня, и наша смена в лагере академии выживания на природе закончится. Мы пойдем на станцию, купим билеты или не будем покупать, поедем в Берлин, и там нас с вокзала заберут родители. Мы скажем, что нашему автобусу понадобилось сразу же уехать, и Инкен тоже. Да, было классно, скажем мы. Мы многому научились.
Вечером выступали в поход контейнерные разбойники. Аннушка плюс один. Была очередь Иветты.
– Цак со мной, – сказала она.
– Он останется здесь! – запротестовала Бея.
– Он тебя не слушается, – сухо возразила Иветта.
Они смотрели друг на друга. Иногда так смотрят в каком-нибудь фильме перед тем, как начать друг друга раздевать. Или перед тем, как начнется драка.
– И я тоже тебя не слушаюсь.
Иветта подозвала своего пса. Впрочем, он и так стоял рядом с ней. Ему, в общем-то, и кличка была не нужна. Никто, кроме Иветты, не хотел, чтобы он был рядом, и он все время был около нее.
– Да не кипятись ты, Бея. Это же, наверно, последний раз, когда мы идем контейнерить. Еще пятница, суббота, воскресенье. В воскресенье мы уже поедем домой.
Иветта была права, так что Бея кивнула.
Маленький разбойничий поход стартовал. Две девочки, одна собака.
Мы сидели у костра, по диагонали от Собачьей Танцплощадки. Вокруг бегало много насекомых, которые заползали на тело, если не шевелиться. Если так сидеть долго, станешь частью леса. Собаки паслись рядом. Буги и Рика дурачились. Бея читала. Фрайгунда лежала с открытыми глазами и гипнотизировала небо. Я играла с Антонией в карты – в буру, которую Бея называла «тридцать одно», а Рика – «очком». Мы играли на стебельки от листьев, которые Антония называла черенками. Фрайгунда сказала, что черенки на грядки сажают, а это – черешки.
– Блин, как вы достали. – Бея отсела на пару шагов подальше.
– Это называется «заманали»! – крикнула Рика ей вслед.
Мы вели себя уже не так тихо, как в начале. За все это время Ганс появился здесь только однажды и больше не приходил. Ни лесников, ни хищных зверей.
А может, мы просто чувствовали себя увереннее, чем в начале. Причин прятаться никаких. Через три дня все это закончится. Мы уже сказали друг другу, как кого зовут в фейсбуке. У Фрайгунды аккаунта не было.
Было одиннадцать, когда из леса появились два маленьких огонька. Антония уже спала.
– Что-то вы долго сегодня. – Рика забрала тяжелые рюкзаки.
Аннушка сказала:
– Они нас ищут.
Иветта, очень взволнованно:
– Они думают, что мы убили Инкен.
– ЧТО? – закричала Рика. – Мы – что?!
Убили Инкен, подумала я. И не могла отделаться от этой мысли. Убили Инкен. Я не могла это прекратить. Это звучало так странно, так искусственно и немыслимо. Убили Инкен. Убили Инкен…
– Как они до такого додумались?
– Кто именно нас ищет?
Фрайгунда, которая все еще лежала с открытыми глазами, села и повернула к нам свое пустое, бледное лицо.
– Я убивала только животных. Людей – никогда.
Все задавали какие-то вопросы, а у меня в голове крутилось только одно: убили Инкен. Когда мы ее видели в последний раз, Инкен была вполне жива-здорова. Она стояла в луже и орала на нас. Вокруг нее плавали дохлые кошки. Но этому, конечно, никто не поверит…
Аннушка с Иветтой нашли газету. Вчерашнюю. Она якобы лежала около мусорных пакетов, раскрытая на правильном месте. Заголовок – «Девочки и руководительница лагеря…» и бла-бла-бла.
Иветта чем-то явно гордилась:
– Когда мы это увидели, то подумали: «Эй, да это же наверняка мы?», и Аннушка такая: «Да, черт возьми, теперь они нас ищут».
Аннушка вытащила газету из кармана куртки. Развернула ее.
Каждая хотела посмотреть первой. Мы сгрудились вокруг, голова к голове. Все фонарики направлены на заметку с заголовком «Разыскиваются семь девочек и руководительница лагеря».