– Да прекрати уже! – сказала я.
Мы медленно двинулись к ручью. Антония – между нами.
– Она вся горит, – сказала Иветта.
– Но мне холодно.
На берегу ручья она попила из моей ладошки. Мы вымыли ей руку и лоб. Вода была для нее слишком холодной.
Вдруг Цак зарычал.
– Нет! – тут же осадила его Иветта. – Стой здесь. Ты сегодня уже достаточно натворил!
Пес остался рядом с ней. Только несколько раз огляделся. Может, он и напортачил, но Антонию-то нашел.
Я встала и пошла посмотреть. Вскарабкалась по склону, всего в паре шагов от того места, где съехала в воду. Там лежало что-то черное. Совсем недавно там ничего не было. Может, получится укутать в это Антонию? Да, то, что нужно, – черная толстовка с капюшоном. Чистая, как будто ее только что здесь положили. Гансу она была бы явно мала. Значит, поблизости есть кто-то еще. И этот кто-то оставил здесь толстовку. Надо бы послать Цака отыскать того, кто это сделал, но кто знает, что он тогда устроит? Я взяла кофту, понюхала – пахнет хорошо.
– Ого, вот это удача! – сказала Иветта.
Мы надели толстовку на Антонию. Она в ней утонула, но лицо немного порозовело.
На обратном пути я все время оглядывалась. Цак вел себя спокойно.
– Что мы скажем? – спросила Иветта. – Вы знаете, тут каждый секрет стоит шоколадку. А я не очень-то умею держать язык за зубами. Даже шоколад может не помочь.
Маленькая больная девочка-печенька улыбнулась.
– Можно спокойно сказать правду. Я убежала, Цак меня нашел и при этом немножко поцарапал. В этом же нет ничего страшного.
Но Бея считала иначе.
Аннушка ставила компрессы на ноги и собирала травы. Рика делала чай. Девочки время от времени щупали рукой лоб Антонии. Фрайгунда прикасалась губами. У ладони низкая температурная чувствительность, говорила она.
На кофту никто особого внимания не обратил. Нашли в лесу, и ладно.
С Антонией мы почти не говорили. Иначе бы мы все закудахтали, как шесть беспокойных мамаш. Что это ты учудила? О чем ты думала? Что у тебя вообще в голове? Не делай так больше никогда!
Мы ели, стуча ложками по чашкам. На десерт была черника с овсяными хлопьями. Бея откашлялась:
– С сегодняшнего дня устанавливаем ночное дежурство. Чтобы такого, как с Гансом, ночью не произошло. А то даже если собаки залают, мы там внизу, в туннеле, как в ловушке. Кто-нибудь против?
Против не было никого.
– Будем меняться каждые три часа. Смены будут с десяти до часу, с часу до четырех и с четырех до семи. Сегодня начинаю я, потом Чарли, потом Аннушка.
Она отдала Антонии свой теплый спальник и села наверху, на краю около лестницы. Чероки остался с ней.
Остальные пошли вниз. Фрайгунда еще раз прикоснулась губами ко лбу Антонии.
– Жар спадает. Завтра будет либо лучше, либо хуже.
Все пожелали друг другу спокойной ночи и сладких снов. Кто-то зевнул. И стало тихо. Мы все вместе. Собаки вокруг. У кого-то из девчонок заложен нос. Кто-то из собак дергается и повизгивает во сне. Может, это Цаку снится, как он роет под бревнами. Кайтек рядом со мной лежит совершенно спокойно.
Бея разбудила меня ровно в час и протянула свои часы.
– Все спокойно, – прошептала она. – Ночь сегодня очень красивая.
– Можно мне взять с собой Чероки?
– Он где-то бродит, – прошептала она.
– Тогда помоги мне, пожалуйста, поднять наверх Кайтека.
Мы толкали и тащили его вверх по стволу дерева.
– Удачи, – сказала Бея. Ее голос звучал так, будто она ухмылялась. Она почему-то всегда знала, чего я боюсь.
– После этого ты станешь совсем другой, – сказала она.
– Точно, описаюсь, – отозвалась я.
Бея хихикнула. Раньше я никогда не слышала, как она хихикает.
Ночь была ясная и теплая. Маленькие существа устремились на нижнюю сторону листьев – обследовать их на предмет еще более мелких существ.
Я села вместе с Кайтеком около лестницы. В одну руку взяла нож, в другую – фонарик. Главное – не перепутать, если надо будет действовать быстро. Кайтек плюхнулся на землю. Ему было все равно, где лежать и есть ли вокруг свет. Я знала, что Кайтек плохо видит и слышит. Только нюх у него превосходный. Но достаточно ли этого для сторожевой собаки? Что, если ветер будет не с той стороны? Или если враг не будет пахнуть? Если враг будет пахнуть как ветер?
Что за враг? – спрашивала я себя.
После событий последних дней я была готова ожидать от жизни чего угодно: вампиров, драконов, преследователей, духов Рудных гор, духов воды, духов песка, духов темноты. Если дух явится, он наверняка будет, как кандалами, бренчать бусами Инкен.
А вот мой собственный дух, казалось, перестал работать.
Страх преображал все: дерево стало проницаемым, ветки под чьими-то ногами не хрустели. Это могло быть только чудо, потому что все это противоречило здравому смыслу, логике и опыту. Страх умеет колдовать. Он наколдовывал фигуры из силуэтов, наколдовывал им злые глаза, два или даже три. Каждый скрип или шорох превращал в шаг. Тишина означала только то, что подкрадывающиеся крались очень тихо.
Это мое воображение, или что-то действительно пищит очень высоко, скулит, завывает? И что это?
Я сидела в каком-то совсем другом состоянии. Вглядывалась в ночь, где смотреть не на что. Вслушивалась в ночь, где слышать нечего. Я была почти не я. Я была слепа, глуха, парализована… И глупа.
Девочки доверяли мне. А я сама себе не доверяла.
Это безумие! Они лежат там внизу и доверяют МНЕ.
Я посмотрела вверх, нет ли где-нибудь света. Высоко-высоко сияли звезды. Небо было как черная материя с маленькими дырочками. Я совсем перестала ориентироваться. Не видела ни земли, ни близи, ни далека, ни своих рук – ничего. Потом проросла сквозь деревья до самого верха и пальцем расширила дырки для звезд.
Когда я посмотрела вниз, на себя, на свои руки, находившиеся на расстоянии нескольких световых лет, в них лежали… Сначала я не смогла рассмотреть, что именно, и поднесла ладони к лицу: в них лежали шесть девочек и пять собак. Нет, это совсем не девочки… Это старухи! Они мне доверились, а я забыла их разбудить!..
Тут послышался шорох.
Сначала я подумала, что мне кажется. Я быстро сжалась до уровня голых фактов – шуршит. Включить фонарик? Или нет. Крепко держать нож. Почему Кайтек ничего не делает? Он поднял голову. Не спит.
Сердце, не стучи так громко. Боже, сердце, я же задыхаюсь…
Я посветила в сторону шороха…
Чероки. Он поймал кролика. Положил рядом со мной. Можно было бы его похвалить, но мне не хотелось. Он лег рядом, и мне стало лучше.