У нас очень мало примеров любовных связей, в которых равных партнеров объединяют здоровые, зрелые, честные отношения, когда они не используют друг друга и не помыкают друг другом. Я усматриваю здесь две причины. Первая: честно говоря, в реальной жизни такие отношения встречаются крайне редко. Вторая: поскольку в здоровых отношениях эмоциональный компонент не столь явно выражен, как в бурных страстях, которыми отмечены нездоровые отношения, их драматический потенциал часто ускользает от глаз писателей, сценаристов и авторов песен. Если нас преследуют нездоровые отношения, возможно, причина в том, что иных мы практически не видели и не знаем.
Из-за того, что вокруг так мало примеров зрелой любви и здоровых отношений, я уже много лет лелею мечту взяться за перо и написать по одной серии для каждой из главных мыльных опер. В моих сценариях все действующие лица будут относиться друг к другу честно, с любовью и заботой, не держа камня за пазухой. Никаких обманов, тайн, интриг. Никто не хочет быть ничьей жертвой, никто не ищет себе жертву. Пусть хоть один-единственный раз зрители увидят людей, которых связывают здоровые отношения, основанные на подлинной общности.
Такой стиль отношений не только выбивался бы из общего настроя этих программ. Благодаря столь резкому контрасту он сумел бы продемонстрировать, насколько мы погрязли в показе эксплуатации, манипулирования, сарказма, попыток соблазнить или отомстить, мук ревности, лжи, угроз, насилия и т. д. А ведь ни одна из этих тенденций не способствует развитию здорового общения. Прикиньте, как наша единственная серия, изображающая честные отношения и зрелую любовь, повлияла бы на общее качество этих бесконечных саг, а еще подумайте о том, как такое же изменение стиля общения сказалось бы на жизни каждого из нас.
На всем лежит отпечаток среды, даже на том, как мы любим. Необходимо осознавать, насколько вреден и ущербен взгляд на любовь, принятый в нашем обществе, и противостоять той мелкой и самоубийственной незрелости в личных отношениях, которую этот взгляд возвеличивает. Нужно сознательно стремиться к большей открытости и зрелости в общении, чем та, которую рекламирует наша культурная среда, выдающая смятение и тревогу за признак подлинной близости.
Глава четвертая. Нужда быть нужной
Почему эта славная женщина
Вышла замуж за хитреца
И не видит всех его козней,
Которым не будет конца?
Вэйлон Дженнингс «Славная женщина»
– Не представляю, как ее на это хватает. Я бы просто умом тронулась, доведись мне выносить то, что выносит она.
– Знаете, я никогда не слышала, чтобы она жаловалась.
– Почему она с этим мирится?
– Что она в нем нашла? Могла бы устроить свою жизнь куда лучше.
Такое люди обычно говорят о слишком сильно любящей женщине, наблюдая ее действия, которые выглядят как благородные усилия спасти безнадежную ситуацию. Но ключ к разгадке этой необъяснимой привязанности обычно таится в ее детских переживаниях. Большинство из нас с детства и на всю жизнь усваивают роли, выпавшие на нашу долю в родной семье. Для многих слишком любящих женщин эти роли часто подразумевали необходимость отказаться от собственных нужд, дабы удовлетворять потребности других членов семьи. Может быть, обстоятельства вынудили нас слишком быстро повзрослеть и преждевременно взять на себя обязанности отца или матери, которые были слишком больны, телом или душой, чтобы должным образом выполнять свои родительские функции. Может быть, смерть отца или матери либо развод лишили нас полноценной семьи, и мы пытались заполнить эту пустоту, заботясь о братьях и сестрах или оставшемся с нами взрослом. Возможно, мы заменяли в доме мать, пока она работала, чтобы прокормить семью. Или отец и мать жили с нами, но она была раздражительна, разочарована или несчастна, а ему не хватало сочувствия, и потому нам досталась роль наперсницы, заставлявшая выслушивать подробности их отношений, ложившиеся на нас непосильным эмоциональным бременем. Мы слушали, потому что боялись последствий, которыми наш отказ был бы чреват для страдающей стороны, а еще боялись потерять любовь, если не справимся с доставшейся нам ролью. Поэтому мы не берегли себя, и наши родители тоже нас не берегли, потому что хотели видеть нас более сильными, чем на самом деле. Хотя мы были слишком незрелыми для такой ответственности, дело кончилось тем, что мы стали беречь их. Когда это случилось, мы слишком рано и слишком хорошо научились заботиться обо всех, кроме самих себя. Наша собственная потребность в любви, внимании, заботе и защищенности осталась неудовлетворенной, тем не менее мы притворялись более сильными и менее пугливыми, более взрослыми и менее обделенными, чем были на самом деле. Научившись отрицать собственную потребность в любви и ласке, мы росли, изыскивая все новые возможности делать то, что у нас так хорошо получалось: с головой уйти в чужие желания и потребности, вместо того чтобы разобраться в собственных страхах, мучениях и неудовлетворенных нуждах. Мы так давно притворялись взрослыми, так мало просили и так много делали, что нам кажется, будто теперь уже слишком поздно что-то менять. И мы все помогаем и помогаем: в надежде, что наши страхи отступят и наградой нам станет любовь.
История Мелани – яркий пример того, как слишком быстрое взросление и слишком большая ответственность (в данном случае – попытка заменить отсутствующую мать) может стать причиной патологической склонности быть для всех нянькой.
В тот день, когда мы познакомились, сразу после лекции, которую я читала будущим медсестрам, я не могла не заметить, что ее лицо – просто собрание противоположностей. Маленький вздернутый нос с россыпью веснушек, молочно-белая кожа и глубокие ямочки на щеках придавали ей вид симпатичной озорницы. Но эти задорные черты казались не на месте рядом с темными кругами, окаймлявшими чистые серые глаза. Увенчанное шапкой темно-каштановых кудрей, это личико наводило на мысль о бледном, измученном эльфе.
Она ждала в сторонке, пока я поговорила с каждой из полудюжины студенток, задержавшихся после лекции. Как это бывало почти каждый раз, когда я рассказывала о наследственных болезнях или алкоголизме, некоторые слушательницы захотели поговорить со мной на темы, которые сочли слишком личными для обычного раунда вопросов и ответов, завершавшего занятия.
Когда последняя из студенток ушла, Мелани дала мне минуту передохнуть, а потом подошла и назвала себя. Ее рукопожатие оказалось неожиданно теплым и крепким для столь хрупкого существа.
Она так долго и терпеливо ждала разговора со мной, что, несмотря на ее уверенный вид, у меня возникло подозрение: наверное, утренняя лекция всколыхнула в ней какие-то глубокие чувства. Чтобы дать девушке возможность выговориться, я пригласила ее прогуляться вокруг кампуса. Пока я собирала свои вещи и мы шли к выходу, Мелани оживленно щебетала; когда же оказались на улице, под серым ноябрьским небом, она притихла и задумалась.
Мы зашагали по безлюдной дорожке. Тишину нарушал только сухой хруст опавшей кленовой листвы под ногами.