Саша подняла заплаканные глаза.
— Вы думаете, Костю теперь отпустят?
— Непременно.
— И мы узнаем, какая гадина все это сотворила?
— Скоро, Саша, мы все узнаем.
Лесневская стала вытирать глаза тыльной стороной руки. Морис протянул ей носовой платок, и она с благодарностью приняла его.
— Саша, кто вам сказал об Олеге Павловиче? Доктор?
Лесневская неопределенно кивнула. Мирослава вздохнула, подозревая, что Сашу информировала одна из медсестер, которой та сунула немало денег.
— Саша, вы кому-нибудь еще говорили, что Торнавский пришел в себя?
— Нет.
— Вот и умница. И пока никому ни слова, вы меня поняли?
— Но почему? Все же обрадуются!
— Преступник не испытает радости и, вполне возможно, захочет еще что-то предпринять.
— Что? — искренне испугалась Саша.
— Не знаю. Но ясно, что ничего хорошего. Поэтому держите язык за зубами.
— Да, поняла. Я буду молчать.
Лесневская ушла, озадаченная и испуганная одновременно.
— Как видишь, — проговорила Волгина, — мечты сбываются.
— Наверное, вы умеете правильно мечтать…
Мирослава опустилась на диван, достала сотовый.
— Кому хотите звонить?
— Ужгородцеву, вестимо.
Следователь взял трубку сразу, и у Мориса возникло подозрение, что Мирослава работает тайным генералом в следственном комитете: она так сердито отчитывала Ужгородцева за то, что полиция не сумела предотвратить утечку информации, что было непонятно, почему тот не посылает ее ни по одному из известных матерных адресов.
— Ну что? — спросил Морис, когда Мирослава закончила разговор, гораздо больше похожий на начальственный разнос.
— Поблагодарил и обещал разобраться.
— Надо же! — невольно вырвалось у Миндаугаса.
— Самое главное, что Торнавский пришел в себя.
— Но вряд ли к нему кого-то пустят.
— Я думаю, что сегодня-завтра добьюсь от Ужгородцева разрешения.
— После той взбучки, что вы устроили ему по телефону? — с сомнением проговорил Морис.
— Он далеко не дурак и все прекрасно понимает.
Морис подумал, что он явно понимает меньше, чем Ужгородцев.
Глава 19
Мирослава оказалась права. Ужгородцев действительно оказался человеком неглупым и не злопамятным. Он оценил готовность детективов сотрудничать с полицией и просто по-человечески интуитивно поверил в искренность Мирославы и в ее желание помочь не только своему клиенту, но и следствию. Недаром она сама когда-то работала следователем.
Два дня спустя следователь позвонил Волгиной и в своей обычной сухой манере объявил, что она может посетить Торнавского в больнице. Там Мирославу без разговоров пропустили в палату и оставили наедине с больным. Поздоровавшись и вручив Торнавскому цветы и фрукты, Мирослава присела на стул:
— Вы, конечно, догадываетесь, что я пришла не просто так.
Он кивнул.
— Косте предъявили обвинения?
— Нет, пока задержали по подозрению.
— О господи!
— Что произошло между вами и Константином в тот вечер?
— Мы немного поссорились.
Мирослава чувствовала, что говорить на эту тему Торнавский не хочет.
— Послушайте, Олег Павлович, сейчас не время разводить секреты. Я знаю, что вы любили жену своего брата.
— Откуда?!
— Неважно. Что произошло между вами и Костей?
— Мы поссорились… Из-за моей неосторожности. Я попросил Костю разобрать старые документы, а он нашел письма, которые писала мне его мать. У меня из головы вылетело, что они были среди документов! Константин заглянул в них и вспылил.
Мирослава живо представила разыгравшуюся в тот вечер сцену…
— Почему ты не говорил мне, что у вас с мамой был роман? — кричал Торнавский-младший.
— Как ты посмел читать чужие письма?! — ярился в ответ старший.
— Значит, ты соблазнил мою мать? И наставлял рога собственному брату?!
— Мы с твоей матерью любили друг друга, но мы не были близки.
— Я не верю тебе!
— Это твое дело.
— Как, как ты мог?!
— Пойми, это случилось помимо нашей воли!
— Это подло по отношению к моему отцу! И ведь тогда уже был я!
— Да, ты был совсем крохой.
— А, может быть, я твой сын?!
— К сожалению, нет!
— И я должен верить тебе?! Ты ведь и на мою невесту заглядывался!
— Чушь!
— Я ненавижу тебя! Ненавижу! — Константин метнулся к двери.
— Подожди. — Дядя поймал его за рукав.
— Пусти меня!
— Не отпущу, пока не выслушаешь!
Костя с силой толкнул дядю, и тот упал.
Племянник испугался и бросился к нему.
— Дядя, дядя, что с тобой?!
— Ничего, просто не удержался на ногах.
На шум прибежали люди и увидели Торнавского-старшего на полу.
— Закройте дверь, все нормально, — велел Олег Павлович.
Они ушли.
— Выслушай меня спокойно, — обратился Торнавский к племяннику. — Мы с твоей мамой полюбили друг друга. Но мы не спали вместе. Мы и сами были напуганы тем, что с нами происходило, мы растерялись и не знали, что делать, а потому решили оставить наши чувства платоническими.
— Но письма мамы!
— В них нет ничего такого, что могло бы бросить тень на нее или на меня. Ты можешь взять их и прочесть.
— Но почему ты хранил их столько лет?
— Я продолжал любить ее.
— Но ты же собирался жениться!
— Да, это так.
— Дядя! Я не понимаю!
— Но ведь ты не ребенок…
— Да, конечно, ты не мог быть всегда один.
— Мне захотелось иметь семью, детей.
— А разве я не твоя семья?!
— Ты живешь своей жизнью, скоро ты женишься…
— Если мою невесту выпустят. Ее подозревают в убийстве!
— Я уверен, что она его не совершала.
— Я тоже, и надеюсь, что детективы помогут найти виновного.
— Да.
— Дядя, прости меня.
— Уже простил.