Она прозрела после трех лет в один день, когда пришла домой, нагруженная кошелками, а он устроил ей скандал, почему ее долго нет, у него закончились сигареты.
Он стал орать, что она блядь, недостойная жить с ним, он кричал ей, что она виновата в его творческом застое и что она не Кортни Лав и ему не умереть, как Курту Кобейну.
Он еще два часа визжал, обвиняя ее, но точка невозврата наступила, когда он гадко намекнул ей, что у него на нее не стоит, и в этом все дело, а она собрала вещи и уехала к маме, а он остался в своей берлоге, видимо, сдох уже, подумала она, но закрыть этот файл не успела, мужик вернулся, и она встала в стойку.
— Ну, — бодренько промурлыкал С.С., — что мы решили? Нырнем в бездну Атлантического океана, наполним ветром парус нашей яхты, Ассоль?
— Я не Ассоль, я Катя, у меня есть дела, и я не могу с бухты-барахты лететь на край света, да и как вы себе это представляете? Вдруг окажется, что вы храпите, ругаетесь матом во время секса, вдруг вы, не дай бог, скрытый мазохист или, не дай бог, вампир? И еще. Я не могу позволить себе удовольствие, которое мне не по карману, вы это понимаете?
С.С. слушал напряженно, но ответил четко и по пунктам:
— Да! Я храплю, ругаюсь матом, но не в постели, я нормален в сексе, и никакие ролевые игры с эсэсовской атрибутикой мне не требуются. А вы что, твердо решили, что мы будем спать вместе? Разве это так обязательно? Я так не думаю.
Кате стало неловко, она поняла, что заигралась в раскованную журналистку, и решила отъехать от опасной темы.
— Вы извините меня, я не хотела вас обидеть, но я правда не понимаю, как все будет.
С.С. улыбнулся, подошел к Кате на расстояние вытянутой руки и сказал важно и значительно:
— Мой банк очень заинтересован в сотрудничестве с вашим изданием, мы нанимаем вас на две недели для поездки в регион нашего нового проекта на Апеннинском полуострове, мы едем, вы пишете материал, и мы его оплачиваем. Какой гонорар вы бы желали получить за десятиполосный материал на правах рекламы?
Катя обалдела, о таком счастье она даже не могла мечтать, банк из первой десятки хочет сделать с ней материал, редактор обосрется от радости и наконец возьмет ее в штат, и она сможет жить более-менее стабильно. Она решила не демонстрировать свою радость, так ее учили на семинаре личностного роста, там много чему учили коучи-неучи, которые, прочитав полторы книги по маркетингу, собирают по Москве идиотов, потерявших работу, и втирают им, за их последние деньги, методы достижения успеха, которого сами не достигли. Там еще много было всякой лабуды, на этих собраниях лузеров, в церкви Хаббарда было честнее, там брали деньги сразу и ничего не обещали, просто классически ебали голову тем, кто страстно этого хотел.
Она встала из-за стола, сделала решительное лицо, сымитировала на своем телефоне полученную себе смс и стала прощаться, С.С. тоже встал, взял девушку за руку, рука была теплой и чуть влажной, он рассмотрел ногти, линию жизни, всем остался доволен и церемонно поцеловал руку, согнувшись в поясе, но не так, как целуют все, а в открытую ладонь, примерно в то место, где доктора зажимают запястье при измерении пульса.
Делать это он стал только после девяносто четвертого года, когда в Театре эстрады он сидел в жюри вместе с народным артистом СССР Борисом Бруновым, модным конферансье еще советских времен. С.С., когда целовал руку «мисс Москвы», потянул ее к своим губам, а Брунов потом сказал: если вы желаете быть джентльменом, то сами сгибайтесь к женской руке, его тогда это слегка задело, но он усвоил это правило.
Они попрощались и разъехались каждый в свою жизнь, но при этом оба поняли, что следующая встреча неизбежна, как программа «Время».
С.С. ехал на работу в прекрасном настроении, он остался доволен собой, он радовался, что не потерял квалификацию во время вынужденного простоя, и его рыбка клюнула наживку и вроде заглотила крючок неплохо, он даже явственно видел крючок на ее пухлой губке в уголке рта, рыбка не знала, что попалась, но он уже ее аккуратно водил своим удилищем и скоро собирался подсечь и бросить на дно своей лодки.
Рыбка на своей кредитной «Мазде» летела в редакцию, она светилась, как меч джедая.
Она летела почти по встречной, торопясь обрушить новость на старого пидора — главного редактора, который умышленно играл Казанову, чтобы никто не подозревал, что главной страстью его были военные из нижних чинов.
Он входил в попечительские советы нескольких воинских частей, и там отцы-командиры сдавали ему в лизинг невольных пленников, которых он брал к себе домой, как спаситель от дедовщины, и кормил их, и отмывал их, и жалел у себя в пентхаузе в доме «Плутарх», где метр стоил дороже среднего типа БМП. Солдаты не понимали его щедрости, но свой долг исполняли, и некоторые даже с удовольствием.
Она слушала по радио песню про белые обои, про черную посуду, про то, что нас в хрущевке двое, и не знаем, кто мы и откуда, она любила эту песню, у нее такое было недолго с одним парнем, которого она случайно встретила на курсах «сальсы», где заполняла свой досуг во времена, когда она, расставаясь с очередным своим бездуховным донором гормонов после бара «Водка» или «Маяк», проводила египетские ночи у себя в Никулино или у него.
Так бывало не каждые выходные, но пару раз в месяц выходило, и она не сильно парилась, спокойно напивалась, а потом бездумно падала в койку, а потом стирала телефон из памяти и смывала в душе чужие руки, которые ее ласкали.
Но однажды ей стало тоскливо от спортивного секса и пятничного угара, и она ушла в транс тоски и печали оттого, что все говно плывет в ее сторону. Она пошла на йогу, и там красивый, сильный мужик взял ее за талию, и они поплыли, и выплыли в его хрущевке, которую он снимал на «Семеновской», и залегли с ним на целую неделю в постель, они в ней жили, она бегала раз в два дня, голая, в старом плаще, за едой, водкой и сигаретами, и меры им было мало, оказалось, для счастья не надо яхты, замка и сумки «Биркин», надо рядом чувствовать человека, мужчину.
Он был смешной, он пел ночью ей похабные песни, рисовал на ней акварелью слова, которые она должна отгадывать, они смотрели телик без звука и смеялись во время программы «Время», он мыл ее в ванне, расчесывал волосы, как кукле Барби, дул смешно в ухо в обед, когда она просыпалась. Что это была за неделя, она так и не поняла, но ровно через неделю он получил смс, что все устаканилось, что он может выходить из тени, и он исчез, исчез резко, как сигареты под утро, исчез, испарился, не оставив после себя никаких концов, она даже не знала его телефон, до сих пор телефон был не нужен, любимый был под рукой, и если она хотела ему что-то сказать, она просто говорила, и он слышал.
Она его не искала, она поняла, что он дан ей был ровно на неделю, не больше, для нее его ресурс был исчерпан, у него еще было много дел в своей жизни, а может быть, он был из службы, которая состоит из таких волонтеров, спасающих женщин от безнадежности, — ну разве можно после такой недели запить или повеситься.