Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 83

Козырев был неприемлем для оппозиции своими интеллигентными манерами, либеральными взглядами, высоким уровнем мышления, образованностью. Коммунистов и националистов возмущала его линия во внешней политике, которая началась с присоединения Москвы к санкциям против Ирака. Это линия была нацелена на совместные действия с мировым сообществом против тех, кто противопоставляет себя миру. Крайняя оппозиция считала министра иностранных дел предателем национальных интересов, преступником, который должен быть изгнан из правительства. К тому же политические противники подозревали Андрея Козырева в том, что он скрытый еврей, хотя евреев на работу в Министерство иностранных дел СССР не брали много десятилетий.

Козырев держался уверенно. Хладнокровно, с легкой усмешкой выступал перед Верховным Советом, где его оскорбляли и требовали, чтобы он подал в отставку. В определенном смысле он очень упрям. Чем крепче на него давят, тем сильнее он упирается.

После октябрьских событий 1993 года многое изменилось. С политической арены исчезли Руцкой и Хасбулатов. Ельцин расстался с секретарем Совета безопасности Скоковым, пытавшимся подмять под себя МИД. Да и сам Совет безопасности после очередной реорганизации перестал быть конкурентом министерству иностранных дел.

Но радоваться Козыреву было рано. 14 декабря 1993 года стали известны результаты выборов в первую Государственную Думу. Неожиданно много голосов получили Аграрная партия и коммунисты Геннадия Андреевича Зюганова, которые создали третью по значению фракцию. Главной сенсацией выборов стал успех партии Владимира Вольфовича Жириновского, которая прошла в Думу с демагогическими и националистическими лозунгами.

Через несколько лет станет ясно, что Жириновский, как таковой, не представляет особой опасности. Он станет охотно и небескорыстно сотрудничать с Кремлем и Белым домом. Но тогда появление в Государственной Думе фракции ЛДПР в пятьдесят девять человек было ошеломляющим событием. Успех Жириновского свидетельствовал о том, как широко распространены в обществе антидемократические и националистические идеи.

С демократами дурную шутку сыграла неспособность объединиться. Козырев говорил тогда:

— Я сказал Сереже (Шахраю) и Григорию (Явлинскому): ребята, создавайте свои партии для президентских выборов, но сейчас выступим единым блоком…

Ничего не получилось. В отличие от своих коллег, прошедших в Думу по партийным спискам, то есть без состязания с соперниками, Козырев стал депутатом, одолев соперников в одномандатном округе. Правда, он участвовал, кажется, только в одном заседании парламента, но депутатский мандат придал ему уверенности. Своей бодростью и оптимизмом Козырев посылал миру сигнал: политика Москвы — президентская, а не думская.

— Президент на месте, — говорил Козырев, — и это счастье, потому что его присутствие в Кремле гарантирует нас от появления чернорубашечников на улицах.

Но внешняя политика — всегда продолжение политики внутренней. И именно внутренняя политика определяла, что говорить российским дипломатам. Андрей Козырев всегда чутко следил за переменами в общественном мнении, в умонастроениях людей. И приспосабливал внешнюю политику к внутренней. Он вынужден был реагировать на внутриполитические зигзаги, на результаты выборов, на успех Жириновского, на усиление позиций компартии. Это очень точно подметил бывший министр иностранных дел Александр Александрович Бессмертных:

— Многие уничижительно говорят об Андрее Козыреве, сваливая на него все, что произошло во время его пребывания на посту министра. Да, ему не хватало опыта — единственного источника дипломатической умудренности. Но ему приходилось на максимальной скорости перемещаться из одной пожарной зоны в другую, тем более что горизонт то и дело затягивался дымом. Его главная трудность заключалась в разрушительной зависимости от внутриполитических комбинаций…

Сражаясь со своими оппонентами и набирая очки во внутриполитических играх в Кремле, министр Козырев слишком вовлекся в политическую борьбу. Он стал больше думать о том, как переиграть своих политических оппонентов, выбить у них из рук обвинение в «проамериканизме», «западничестве». Но за этой изощренностью противники скорее почувствовали слабость, неумение держать удар, стоять на своем. Зато сам министр частично позаимствовал у своих оппонентов державный лексикон и пытался провести несуществующую грань между «приемлемым» национализмом и агрессивным шовинизмом. И тогда он настроил против себя уже и тех, кто его прежде поддерживал.

Привычную критику со стороны националистов и коммунистов Козырев переносил спокойно. На критику со стороны демократов и либералов сильно обижался. Видимо, считал, что его должны понять: он меняет лексику, а не политику. После выборов, на которых успех достался партии Жириновского, Козырев начал вырабатывать новую, более жесткую линию в отношении бывших советских республик, в которых осталось многочисленное русское население.

Русский вопрос — вот важнейшая проблема московской дипломатии. И эта проблема поставила администрацию Ельцина в безвыходное положение. Оппозиция атаковала президента именно на этом беспроигрышном направлении: из-за вас страдают русские, оказавшиеся вне России.

Но некорректно было обвинять политику Ельцина-Козырева в пренебрежении русским вопросом. Они столкнулись с проблемой, которая, как показывает история, не имеет идеального решения. Чистая дипломатия, переговоры, резолюции ООН, апелляции к международным организациям, двум верховным комиссарам по правам человека (европейскому от ОБСЕ и всемирному от ООН) радикально изменить ситуацию не в силах. Потому что по-настоящему успокоить русских за пределами России, вернуть им утраченный душевный комфорт можно было только восстановив СССР. Остальные решения желанного облегчения всем зарубежным русским не принесут.

Самые умелые действия российских дипломатов, даже если им удастся, например, добиться каких-то уступок от правительств балтийских республик, все равно не изменят атмосферу в Прибалтике, где русских считают инородным элементом и в лучшем случае соглашаются их терпеть…

30 сентября 1994 года в ирландском аэропорту Шеннон сел самолет российского президента, возвращавшегося из США. Ожидалось, что стоянка продлится всего два часа, но появление Ельцина на ирландской земле было оформлено как официальный визит главы Российской Федерации. В аэропорту его ждал почетный караул, ковровые дорожки.

Премьер-министр Ирландии Альберт Рейнольдс и его жена, укрывшись зонтами от моросившего дождя, стояли на летном поле, чтобы доставить Бориса Николаевича в старинный замок Дромоланд, там должны были состояться официальные переговоры. Ради встречи с Ельциным ирландский премьер-министр сократил на два дня визит в Австралию. Всю эту историю красочно описал тогдашний посол в Ирландии Николай Иванович Козырев (см. журнал «Международная жизнь», № 6/2007).

Беда состояла в том, что Ельцин позволил себе лишнее, и ему стало плохо в самолете. Сопровождавшие президента врачи не могли сразу определить, что это — сильный сердечный приступ или микроинсульт? Поэтому самолет сел с опозданием на час — он почему-то кружил над аэродромом. Но Ельцин на трапе не появился. Повинуясь чувству долга, Борис Николаевич пытался подняться на ноги, но не сумел выйти из самолета.