И снова невозможно было не согласиться. Да, рухнуть вниз, что проще этого?! А как же Мира, сколько бы ей еще ни было отмерено? А как же дети?!
– Вот именно, – строго кивнул его собеседник. Он парил над бездной со все так же сложенными на груди руками, двигаясь параллельно кабинке Дениса, и ни один волосок не выбился из его прически, хотя ветер на этой высоте задувал изрядно и свистел у Вишнякова в ушах…
– Больше я не буду трепать тебе попусту нервы и ударяться в софистику, – произнес дьявол, глядя на него неподвижным взглядом. – Поэтому скажу сразу – я способен тебе помочь. Именно я.
У Дениса перехватило дыхание:
– Можешь? Ты? В самом деле?
– А что, я тебе хоть раз соврал? – пожал плечами собеседник, отвернувшись. – Да, я способен помочь, потому что у меня есть для этого и силы, и власть. И для этого не надо ни верить, ни становиться наивным и беспомощным, как ребенок.
– Ты можешь помочь, – глотая невыплаканные слезы облегчения, повторял Денис, как мантру, словно молитву исихазы. – Ты можешь…
– Могу-могу, – вздохнул дьявол. – Я никогда и ничего зря не говорю и не делаю. Не даю невыполнимых обещаний и не маню несбыточными фантазиями. Я не умею сворачивать в свиток небеса, но сделать так, чтобы тело, пораженное метастазами, вспомнило свое совершенство и избавилось от новообразований, – это мне вполне по силам.
Он расхохотался, и жуток был его смех, раздававшийся над бездной с домиками, реками и лесами. Но не сам смех ужаснул Дениса. Он вдруг осознал в эту секунду все могущество своего собеседника. Могущество… и сострадание. Именно, сострадание! Зачем дьяволу ему помогать, ради книги? Да можно было бы просто конкурс устроить среди молодых авторов – нашлось бы юное дарование, которое написало бы наверняка не хуже Дениса. То есть его собеседник вполне мог оставить его просьбу без внимания – после того как Вишняков обратился за помощью к его врагам. Тем не менее он сейчас обещал ему то, что Денис тщетно пытался вымолить в храме…
– И Мира останется жива? – не веря своим ушам, еще раз переспросил Вишняков.
Он вцепился в поручни так, что побелели костяшки пальцев.
– Представь себе, да. Ведь ты этого хочешь? – Темноглазый снова посмотрел Денису в глаза. – Да, странно бы было, если б не хотел. Причем заметь, это не только будет для тебя совершенно бесплатно, это само собой разумеется – на кой мне эти фантики, которым вы поклоняетесь настолько, что даже пишете на них имя вашего Бога
[1]; мне даже не нужна твоя благодарность, не говоря уж о поклонении…
– Но что тебе нужно? – спросил Денис. – Это ведь не простая подачка, для меня это важно, и я готов заплатить любую цену.
– Цену свою я уже назвал, – ответил его собеседник. – Пока мне нужно, чтобы ты наконец понял, кто на самом деле способен вам, людям, сострадать. Не Тот, Кто сидит на престоле из херувимов и в царственном величии своем слеп и глух к вашим мольбам, а тот, кто был не менее велик и прекрасен, но за это был низвергнут Богом-ревнителем. Я пережил падение, я нашел в себе силы подняться из той грязи, в которую меня низвергла Его завистливая доброта, – неужели же я сам не приду на помощь тому, кому плохо, как мне было в те дни, когда ангельские крылья за моей спиной лишились светоносного оперения и померк венец славы, который был у меня на челе с самого появления? Я хочу, чтобы ты почувствовал все это, чтобы ты понял, кем я был, кем я стал. Я хочу, чтобы ты познал мои мотивы и показал меня другим, таким, каков я есть. Не надо выдумывать, надо увидеть и понять. Когда увидишь, когда поймешь, позови. Я приду всегда, я обещал. А теперь ступай. Но помни – я всегда даю людям второй шанс, но никогда не даю третьего.
С этими словами его собеседник исчез – без всяких спецэффектов вроде клубов пахнущего серой дыма и инфернального хохота, а Денис оказался возле той же стенки с белым кафелем, у которой недавно стоял в отчаянии… Мира! Он уже неизвестно сколько отсутствует, что она подумает?!
Денис вылетел из дверей клиники, ощущая странный звук в ушах. Мирослава и дети не успели отойти и на три шага, значит, насчет остановленного времени «друг» не солгал… Денис мельком взглянул на часы – на них по-прежнему было половина первого, и писатель неожиданно понял, что его собеседник не солгал и насчет остального.
Они всей семьей дошли до храма.
– Можно, я сейчас не пойду туда с тобой, солнышко? – слегка охрипшим голосом обратился Денис к жене. – Поброжу тут немного. Встречу Ивана Николаевича.
– Хорошо, – улыбнулась та и легко поднялась по ступенькам. Ваня и Катюша с двух сторон висли у нее на руках…
Подоспевший буквально через пять минут тесть был хмур и взволнован.
– Что? – рявкнул он Денису со свойственной ему лаконичностью кадрового офицера. – Как?
И мотнул головой в сторону клиники – неизвестно, что Мира рассказала отцу, но то, что он был не на шутку встревожен, стало понятно с первого взгляда. И Денис рискнул:
– Меня обнадежили, – кивнул он, твердо встретив взгляд тестя. – Мы справимся. Только ей лучше не волноваться. И не стоит ей показывать, что мы нервничаем. От этого ей может стать хуже. В общем, стресс мало ли что способен спровоцировать, даже то, чего без него и не было бы, любую болезнь и любое обострение.
Денис сочинял вдохновенно, но был странно спокоен. Самое страшное он уже пережил и чувствовал, что перейден некий Рубикон, за которым это мелкое вранье уже не имеет значения. Мелкое вранье? Денису стало смешно, хотя он и постарался не показывать это. Мелкое вранье… Да мы живем в океане лжи, и все – религия, политика, отношения между людьми – все построено на лжи, великой и ничтожной. Парадоксально, но дьявол, которого называют отцом лжи, в этой кромешной мгле привычного обмана казался самым честным из всех. И ради чего ему лгать? Какая выгода ему, могущественному и невинно очерненному, от лжи?
– Нужно сдавать повторные анализы, там не до конца уверены в диагнозе, – продолжал самозабвенно заливать писатель. – Медицина, оказывается, наука не точная. Вернее, не во всех случаях точная. Надо подождать. И, главное, не пугать своей суетой и паникой Миру. А то покатится снежным комом…
– Ну-ну, понимаю, – ссутулившись и постарев буквально на глазах, тихо сказал Иван Николаевич. – Матери-то что говорить? Она там уже извелась вся, придумывает самое страшное…
Полковник уже не пытался ни поддеть Дениса, ни упрекнуть в чем-то. Наоборот, и это удивило Дениса, – впервые в жизни прятал глаза от прямого взгляда зятя. Вишнякову вдруг стало остро жаль Ивана Николаевича, как бывает жаль некогда сильного, но поверженного льва – немощного, беззубого, обессилевшего. Вот таким сейчас вдруг предстал перед Денисом тесть…
– Ничего страшного не будет, – строго заверил Денис. – И, уверен, мы сегодня на дачу не поедем. Как бы это дико ни звучало, сейчас лучше бы всем вместе отправиться… ну, я не знаю, в ресторан. А еще лучше в киноцентр, где есть кафе-мороженое. Вы знаете, врач советовал только положительные эмоции.