– Ничего нет. Кроме Скорлупы, – он махнул рукой, словно приняв какое-то решение. – Ты извини, я брошу тебя после ужина. Хочу заехать с Артуром к маме. Что я, в конце концов… Или ты поедешь с нами?
– В другой раз.
И она не удержалась:
– В другой раз, когда мы вернемся с Шадрувана.
VI
– Фриды! Много!
Бежавшая впереди Фрида навострила уши. Окликают – или поминают всуе?
– Не Фрид много, а химер, Артур.
– Фриды!
– Фридой зовут только одну химеру. Нашу.
– Химеры! Не наши! Их зовут Фрида?
– Сейчас подойдем и узнаем, как их зовут…
На выставки их приглашали и раньше. Но до сих пор доктор ван Фрассен стойко держала оборону. Как правило, у нее банально не находилось времени, а в редких случаях, когда время все-таки находилось – отсутствовало желание. Сегодня же звезды сложились особым образом. Госпожа Ларсен могла уговорить и мертвого. А живого – загнать в гроб, после чего, опять-таки, уговорить. «Это любительский междусобойчик! Нет-нет, душа моя, не рейтинговый! Ля-ля-тополя, все очень либерально! Искупайте вашу лапочку, расчешите шерстистые ипостаси – и вперед! Я вас уже записала, душа моя!..»
Регина устояла бы и перед этим напором. Но у звезд, в помощь госпоже Ларсен, нашелся в запасе еще один аргумент – решающий. Ничто не мешало сходить с Артуром на выставку просто так, без участия. Но одно дело – смотреть, и совсем другое – «болеть» за любимицу. Мощнейшие эмоции, направленные вовне. Со-переживание, со-участие.
Мальчику это нужно, как воздух.
В парке буйствовал праздник – обычная история на День Города. Западную часть оккупировали аттракционы: интерактивная «Пещера ужасов» (семь возрастных уровней), имитаторы «Первопроходец» и «Бой в космосе»; гонки на минимобах, десяток разномастных тиров; «Дом смеха», «вертячки»… Они миновали ротонду, где костлявый юнец выл на эрзац-луну. Надо понимать – стихи. Поэту внимали шесть слушателей; родственники или святые. Ник хотел задержаться, но Артур требовательно дернул папу за руку.
Он хотел туда, где «много Фрид».
В толпе мелькнул фланирующий Груша: шорты-«трубы», цветастая разлетайка. В руке вместо сигары – красно-зеленый конус мороженого. Регина завертела головой в поисках Скунса, но тот не пожелал явиться.
Под выставочный ринг отвели круглую поляну. С трех сторон возвели трибуны для зрителей. В четвертом секторе собрались участники-химеры с хозяевами. Или участники – это хозяева и есть? Местные порядки предстояло осваивать по ходу дела.
«Разведка боем,» – сказал бы адмирал ван Фрассен.
Ринг окружало силовое поле – столбики периметра Регина приметила издалека. Вторая страховка – поводки, ошейники, намордники-трансформеры. Фрида намордник недолюбливала, но терпела. Дурацкая традиция, если задуматься: у барса, да и у ящера когти опаснее клыков. Что же до козы, тут намордник имеет смысл: не будет объедать траву с газона!
– Ну наконец-то! Как я рада! Мы уж опасались…
Госпожа Ларсен – блондинка, пышная, как крем на свадебном торте – ликовала.
– Зря волновались. Я же обещала…
– Вы человек слова, душа моя! Знали б вы, сколько людей обещает и не приходит! Кошмар, ля-ля-тополя… Это наша девочка? Да ты у нас красотка!
Тараторя без умолку, госпожа Ларсен проворно опустилась на корточки. Кажется, она собиралась расцеловать Фриду, невзирая на намордник. Химера опасливо попятилась.
– До начала жеребьевки остается пять минут. Всем участникам…
– Ой, у вас же взвешивание! Дитрих! Шевелись, душа моя!
– Прошу на весы…
Регина чуть не сунулась на весы сама – вместо Фриды.
– Тридцать шесть четыреста. Мы выставляемся в классе «До 45 килограммов». Проведите нашу девочку через сканер – предварительный замер… Чудненько! Вот вам номерочек, душа моя. Повесьте на ошейник – и бегом на ринг!
Служитель в желто-зеленой униформе указал Регине на свободное место. Рядом объявился лопоухий парень с химерой-самцом в ипостаси дымчатого леопарда. Ударил гонг.
– Мы рады приветствовать… на муниципальной выставке…
Фрида собралась улечься на газон. Пришлось напомнить, кто в доме хозяйка:
– Рядом.
Химера оскорбилась таким насилием, но спорить не стала. Регина взглядом нашла на трибунах Ника с Артуром. Мальчик глазел на ринг, как завороженный, и сосредоточенно водил пальцем. Считает химер? Полгода назад он научился счету, и это стало его любимым занятием.
– …почетный председатель жюри – крупнейший специалист по хтонам… заслуженный преподаватель Роттенбургского университета…
«Ля-ля-тополя,» – мысленно добавила Регина.
– …граф биологии Тантаро Ёсимото. Также в составе…
«Граф биологии? Сякконцы – не энергеты. Дорога к поступлению в ларгитасские ВУЗы – и к дальнейшему гражданству – для них, в принципе, открыта…»
Жюри расположилось за столами, снабженными индивидуальными проекторами. Пожилой сякконец сидел бок-о-бок с госпожой Ларсен. По левую руку от графа… Регина протерла глаза. Небритый Груша, склонясь к уху знаменитости, что-то втолковывал ему с крайне деловым видом. Граф кивал, соглашаясь.
– …объявляю открытой!
Из акуст-линз рухнул бравурный марш. Трибуны откликнулись аплодисментами. Химеры занервничали. Леопард соседа сменил ипостась на ящериную. Фрида держалась молодцом.
Как там Артур?
Артур не хлопал и не кричал. Замер, вцепившись в перила, уставился в одну точку. Ушел «под шелуху»? У него случаются рецидивы. Как не вовремя…
– Начинаем движение по кругу. На счет три: один… два… три!.. Пошли!
«Детский сад какой-то, – на ходу Регина оглянулась. – Ага, Ник взял сына за локоть. Среагирует? Или придется „сыграть на флейте“?» Артур повернул голову. Ник что-то сказал ему – в ответ мальчик энергично взмахнул рукой.
Доктор ван Фрассен вздохнула с облегчением.
Гомонили зрители. Надрывался комментатор. То одна, то другая химера пыталась удрать в центр ринга, подальше от шумных трибун. Хозяева силой возвращали питомцев обратно. Обиженно блеяла чья-то козья ипостась.
«Допустим, вокруг скорлупа. Примерно с третьего ряда трибун, и дальше. Я ее не вижу. Никто не видит. Мы уверены, что за третьим рядом – четвертый, а вовсе не пористая дрянь. Что там – люди. Парк. Ларгитас. Космос, наконец. А там – скорлупа, а за скорлупой – необитаемая планета. Правду знает всего один человек. Допустим… Ну, допустим, Груша. Он вкурил эту правду с вонючей сигарой. И вот Груша пытается втолковать эту правду – ну, к примеру, графу Ёсимото. Как далеко пошлет его граф вместе с правдой? Не станет ли бедняга Груша моим пациентом, под охраной двух широкоплечих санитаров? Станет, конечно же. Особенно если взбежит на третий ряд и начнет биться головой в пустоту, крича, что не в силах пройти дальше, что ему мешает барьер, неопределяемый ни одним прибором. Только лечить Грушу мне придется прямо здесь – скорлупа не выпустит его с ринга в клинику…»