В тишине Хеширут продолжил – спокойно, не торопясь.
– Вы посмеялись над надеждами его величества, – переводил толстяк. Пот градом катился по его лицу. – Вы солгали насчет звезд. Без астролябии, без долгих вычислений ни один звездочет не предскажет благосклонность или тлетворное влияние светил. Ложь заслуживает наказания.
Мальчик у окна съел еще одну виноградинку. У него вдруг задергалась щека. Шах прижал ее свободной ладонью и держал до тех пор, пока дрожь не унялась. Заговорил он не сразу. Сперва, с молчаливой силой, сдавил гроздь в кулаке. Сок потек сквозь пальцы – на штаны, на ковер. Остро запахло мускатом. Уронив мокрые выжимки, Хеширут наступил на них, растер подошвой и откашлялся.
Мед клокотал в его голосе, как в перегонном кубе.
– Если вы солгали про звезды, вы могли солгать и про возможность вернуть зрение его величеству. Но могли и не солгать. Эта двойственность – залог того, что вы еще живы. Его величество не казнит вас. Благодарите владыку. Вас всего лишь ослепят. Вы спрашивали: пришел ли я, как врач? В некотором смысле, да. Не волнуйтесь, я буду осторожен.
Последнее толстяк явно прибавил от себя.
Было страшно так, что это уже не походило на страх. Думалось легко и свободно. Дышалось без проблем. Сердце – и то не давало сбоя. Ослепят. Сейчас. Уникум-универсал, скопец и поэт, возьмет иглы и проколет ей зрачки. Ничем нельзя помешать. Никакие возражения не будут приняты. Люди, чей мозг – пустота, кастрирующие гинекологов и лишающие зрения детей – наследников трона… Что мы забыли на этой планете? Зачем здесь дипломатическая миссия Ларгитаса? Зачем здесь ты, доктор ван Фрассен?! – ну, с тобой все ясно, ты здесь затем, чтобы утолить мстительность Хеширута…
– Если вы не лгали, – продолжал толстяк, втягивая голову в плечи, – вы излечите себя. Любые лекарственные средства, любые инструменты будут предоставлены в ваше распоряжение. Когда ясность взора вернется к вам, вы излечите его величество. И получите награду. Хотите что-то сказать? Это дозволено.
– Я предлагаю лучший вариант, – заторопилась Регина. – Свяжитесь с посольством. Пусть Ларгитас предоставит нам необходимое оборудование и специалиста-офтальмолога. Уверена, в самом скором времени…
Уверенности не было. На одной чаше весов – безопасность доктора ван Фрассен, полезного специалиста. На другой – большая политика. Приятно думать, что за тобой, угодившей в переплет, родное государство пришлет эскадру быстрого реагирования. В последний момент, едва игла приблизится к зрачку гражданки Ларгитаса, гром ударит с ясного неба, и ворвется отряд специального назначения с лучевиками наперевес. Однажды так и было – на Террафиме. Повторится ли удача на Шадруване?
Что-то подсказывало: вряд ли.
– Здравая мысль, – сказал Хеширут при посредничестве толстяка. – Когда вас ослепят, мы свяжемся с посольством. Пусть пришлют все необходимое. И пусть поторопятся. Мы не расположены ждать. Не рассчитывайте на роскошь и приятное обращение. Даром кормить не будут. Слепая, вы станете работать. Для наложницы вы стары и непривлекательны. Кухня? Пряжа? Что вы умеете делать?
– Я умею играть на флейте.
– Да? – заинтересовался мальчик у окна.
II
Я идиотка, думала Регина, пока несли флейту. Зачем я это сказала?! Надо тянуть время. Играть на флейте, ходить на голове, делать малолетнему ублюдку массаж, простой и эротический. Все, что угодно. Все, что оттягивает прикосновение иглы к зрачку. Но ведь он потребует, чтобы я играла! Значит, будешь играть, ответил кто-то, злой и безжалостный.
Как?
Как умеешь.
Еще учась в медицинском университете, она приобрела флейту. И шесть месяцев брала уроки в музыкальной школе. Казалось, возьми инструмент в руки – заиграешь сходу. «Под шелухой» это удавалось ей лучше лучшего. Увы, в реальности дело обстояло совсем не так. Беглость пальцев. Постановка дыхания. Звукоизвлечение. Аппликатура. Губы, воспаленные после упражнений. Техника, такая естественная с изнанки бытия, не давалась. Требовала ежедневных, многолетних тренировок. Требовала бросить все остальное, принести в жертву ненасытному монстру музыки. Что ж, Регина бросила – флейту. Два-три раза в год она доставала ее из шкафа, вспоминала простенькие мелодии; спотыкаясь, пыталась что-то сыграть с листа…
И прятала до следующего приступа ностальгии.
Так Ник в юности бренчал на гитаре. Расхожий набор аккордов; слабый, с трещинкой, тенор. Романсы про любовь. Девушкам нравилось. Помнится, Регина даже ревновала. Нику повезло – его не преследовали комплексы. «Под шелухой» он не был гитаристом-волшебником. Он вообще никогда не бывал «под шелухой»…
В дверь вошел слуга – знакомый, в синем кафтане. Он нес флейту. Три минуты ожидания, не больше – от приказа шаха принести инструмент до явления слуги. Это время показалось Регине вечностью. Каджар-хабиб притворялся невидимкой. Сопеть, и то перестал. Сам Хеширут недвижимо застыл у окна. Лишь правая рука выдавала его состояние: каждые тридцать секунд мальчик начинал вытирать ладонь о штаны, делал несколько резких, раздраженных движений – и прекращал.
«Он психопат. Идея-фикс, отягощенная вседозволенностью. Вседозволенность, отягощенная массой запретов. Владыка-раб. Я бы не взялась его лечить. Великий Космос, кому ты врешь?! Ты бы бегом побежала его лечить. Босиком через всю Галактику. Если бы только могла, если бы это на миг отдалило блеск иглы у твоего зрачка…»
– Играй! – велел шах.
– Умоляю вас, не сердите его! – перевел толстяк.
С головой погружаясь в безумие происходящего, Регина взяла флейту. Поднесла к губам, пробежалась пальцами по клапанам. Невероятное совпадение: строй инструмента не отличался от привычного ей. Хроматический звукоряд, диапазон свыше трех октав. Религиозный фанатик счел бы это знамением. Доктор ван Фрассен сочла это последней сигаретой смертника.
– Играй!
«Reves D'automne» Ланье. Не потому что наилучший выбор. Потому что запомнился больше всех. Вдох. Выдох. Холод клапанов. Почему они такие холодные? Мелодия сделала шаг, другой, споткнулась на ровном месте. Возвращение головной боли: мелкие зубки впились в виски. Пальцы двигались неэкономно. Широкая кантилена. Не укорачивай звук. Выдох без толчков. Мама, мамочка, о чем я думаю? Это не музыка, это позор. Но он слушает, и значит, я выиграла еще секунду. Еще такт. «Reves D'automne». Осенние мечты. Единственная мечта – сбежать отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше. В подземелья Эскалоны. В снега Кутхи. В карантин правительственной виллы. В питомник химер. Он слушает. Играй, несчастная. Дыши – нота за нотой. «Reves D'automne». Мечтай, пока можешь…
Осенние мечты.
Листья под ногами.
Сухая, выгоревшая трава.
Ветер играет в кронах олив.
Летят, дрожат паутинки.
Эхо в холмах.
Наплывом, поверх воображаемых холмов, она видела парк. В краешке окна, доступном взгляду, бил фонтан. Над ручьем выгибал спину арочный мостик. Листва платана слегка шевелилась. Изображение двоилось – должно быть, от страха. Два мостика. Два ручья. Два фонтана. Тема и контртема. Двухголосье.