— А время идет. — Игнат поднял руку, на которой красовались часы — судя по виду и возможностям хозяина, баснословно дорогие.
— Какое еще время?
— Рабочее.
— Только не говори, что я на работе.
— А разве тебе в офисе не сказали? — усмехнулся Игнат.
Люба кивнула, вышла из машины.
— Ну хорошо, — оправляя юбку, сказала она. — И что я должна делать?
— Ты же не думаешь, что это просто дом, — кивком показал он на особняк. — Это целое хозяйство. Со своей бухгалтерией. Сто шестьдесят соток земли, дом, гараж, конюшня, хозпостройки…
— Башня, — вспомнила Люба.
— Да, караулка.
— Какой же там, интересно, караул?
— Интересно? — Игнат улыбнулся так, будто уличил ее в чем-то непотребном. — Это хорошо, что тебе интересно.
— Нет никакого интереса, — качнула головой Люба. — Я даже не буду спрашивать, кто ведет бухгалтерию.
— Почему?
— Потому что это глупо и смешно.
— Глупо и смешно. Но ты находишься в официальной командировке. И за свою работу ты получаешь деньги.
— Умеешь ты морочить голову людям.
— А если моя мажордом меня обкрадывает? — спросил Игнат.
— Кто? — едва не прыснула Люба.
— Мажордом. — Шапиров подозрительно глянул на нее: — Ты должна знать, кто это.
— Управляющий домом, в котором живет «мажор»?
— И живет, и владеет, — нахмурился он.
— Ну да, Дима говорил, что у тебя дворец.
— Дима говорил… — передразнил Игнат. — Дима Голованов — трепач знатный.
— Когда заканчивается мой рабочий день?
— Ты в дальней командировке. Вокруг дикая тайга. Куда ты пойдешь?
— Да хоть к медведю в берлогу… — съязвила Люба.
— Хорошо, в восемнадцать ноль-ноль ты свободна. А пока что займись делом.
Шапиров резко повернулся к ней спиной, пружинистой походкой поднялся в дом. Люба огляделась по сторонам. Никого. Двор огромный, с газонами, фонтанами и перелесками, и ни одной живой души. Но был Павел, а у ворот Люба видела охранника. И еще бутафорская караулка есть, в ней должны быть люди.
Какое-то время она стояла в ожидании. Кто-то же должен был подойти к ней, объяснить, с чего начинать работу. Где-то должен быть мажордом. Наконец ее озарила простая мысль. Если это жестокий розыгрыш, то ей совершенно нечего здесь делать. Надо вернуться в Москву, в обход Максютова пожаловаться более высокому начальству, пусть разбираются, наказывают. Если она не права, пусть накажут ее, лишь бы только не отдавали на съедение Шапирову. А еще она могла пожаловаться Диме.
Люба снова набрала номер, но в ответ все та же тишина. Она осмотрелась, никого. Что ж, раз уж она никому здесь не нужна, то можно уходить.
К воротам она шла в ожидании грозного окрика. Но ее не останавливали. Березы вокруг как на подбор, стволы белые, листья, будто из глянцевого пластика. Но листья настоящие, и на ветру они шелестели натурально, а грибы под березами точно искусственные. Но смотрелись красиво. Даже захотелось пройтись по настоящему грибному лесу с корзиной в руке.
И еще захотелось остановиться возле фонтана, окутанного искрящейся на солнце водяной взвесью. Но Люба не остановилась. Если Шапиров наблюдает за ней, пусть думает, что ей ничуть не интересно у него в гостях.
Игнат назвал башню караулкой, значит, обычное, прямоугольной формы здание за воротами должно было считаться контрольно-пропускным пунктом, и здесь должен кто-то быть. Но двери наглухо закрыты, окна плотно занавешены изнутри. И ворота заперты — не открыть, не перелезть. Забор высокий, без выступов, а поверху пущена едва заметная, но коварная колючая проволока. Можно даже не пытаться: все равно не перелезть. И кричать бесполезно, все равно никто не услышит. А Игнат посмеется. Видеокамеры везде — Люба ничуть не сомневалась, что за ней наблюдают.
По периметру забора тянулась мощеная дорожка, по ней Люба и направилась к башне. Может, через нее удастся выбраться наружу.
Вход в башню закрывала широкая двухстворчатая дверь вполне современного вида. Створки массивные, бронированные, такие никаким тараном не проломишь. Окна небольшие, зарешеченные, через них в здание никак не проникнуть.
Была еще дверь, практически на стыке забора и башни. Она закрывала путь в подвал. Дверь деревянная, но легче было выбить стальную, во всяком случае, так казалось. Доски толстые, дубовые, полосы кованые, прочные. Люба дернула за ручку, но дверь даже не шелохнулась. Ощущение такое, что ее прибили к стене, которая замуровывала проход. И до окна она попыталась дотянуться, даже подпрыгнула, дала, что называется, волю своему отчаянию. Не допрыгнула, не зацепилась. И забор ей не осилить.
Она перевела дух, вернулась к дубовой двери. Интересно, что там, в подвале? Что, если камеры и пыточная, как в средневековых тюрьмах? От этой мысли у Любы по спине поползли мурашки. Но не было ничего такого. Сухо, чисто, правда, при этом как будто пыльно, во всяком случае, Любе стало не хватать воздуха. И захотелось пить.
Люба сглотнула слюну, еще раз обошла башню, но так и не нашла способа пройти через нее. Высота, камень, железо, проволока поверх забора. Без лестницы через эту преграду не перебраться, а где ж ее взять? Да и как она полезет в юбке?
Она двинулась вдоль ограды — вдруг где-то пролом или пристройка, по крыше которой можно залезть на забор. Но, увы, забор построен был со знанием дела и содержался как надо. А к пристройкам она вышла. Это были кирпичные здания, стоявшие в форме буквы «П» и образующие внутренний дворик с четвертой стеной из сварных прутьев. Ворота, калитка, и все наглухо заперто. А во дворике кран с водой, сквозь прутья было видно, как капает с него вода. Люба крикнула, но никто не отзывался.
Ближнее к забору здание находилось в трех-четырех метрах от забора. Да и на саму постройку без лестницы не забраться.
Она продолжила путь и вышла к большому пруду, который дышал свежестью и прохладой. Плакучая ива над водой, колированный камыш, пристань из пластиковой доски, беседка. Вода темно-зеленая, без ряски, даже намека на цветение нет. Но чистой ее можно было назвать весьма условно. А в конце пруда за деревьями виднелся бревенчатый дом с открытой террасой. Два этажа, мезонин с балконом. И, главное, дверь в дом была приоткрытой. Так и захотелось крикнуть: «Люди!»
Добравшись до него и открывая дверь, Люба подумала о том, что ей устроили ловушку, но разве это могло ее остановить? Она и без того уже в западне, наверняка Шапиров подло ухмыляется, наблюдая за ней.
Дом был большой, широкая прихожая с аркой, за которой начинался каминный зал с массивной дубовой мебелью. Заметила Люба и барную стойку из деревянных бочек, и пивной кран, который показался ей запотелым. Но пиво ее не интересовало, ей бы воды. А кухня совсем рядом, за широкой аркой, там гарнитурная стенка, кран, раковина.