— Ты худшая кандидатура… — повторил он. — Но с тобой интересно. В прошлый раз мы расстались не совсем красиво, я был тогда не в себе, наговорил всякого. Лена меня предала, удрала с твоим Ромой…
Люба качнула головой и спросила:
— Может, вы сядете? А то сел на голову и давишь.
— Хорошо.
Шапиров опустился в кресло напротив нее, но в глаза смотрел с внутренним напряжением. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, а еще пытался разговаривать с ней с высоты пьедестала. Как же, владелец достаточно крупного пакета акций.
— Я не знаю, где Рома, и знать не хочу.
— Я знаю, где он.
— Мне это неинтересно.
— Потому что Рома предал тебя?
— Может быть.
— И Лена такая же… Два сапога пара… Я решил их не наказывать. — Игнат выдержал паузу, а потом осторожно добавил: — Или все-таки накажем?
— Как?
— Мы можем заняться любовью — но это так банально! Можно их убить. Но и этим никого не удивить.
— Такими вещами не шутят, — качнула головой Люба. — И не удивляют.
— Но ты же сама спросила, как… Я просто заберу у них деньги. Верну свое.
— Мне какое до этого дело?
— Тебе неинтересно со мной?
— Нет.
— Почему?
Люба закатила глаза. Ну разве об этом спрашивают? Он же прожженный светской жизнью «мажор», ему ли не знать, как нужно вести себя с девушками. А он атакует с прямолинейностью сопливого юнца, уверенного в своей исключительности.
— Ты свободна! — вдруг сказал Игнат.
Она молча поднялась с кресла и направилась к двери. А ведь должна была остановиться и спросить, что с ней теперь будет. Если Шапиров получил в свое распоряжение зимний сад, значит, его семья имела какое-то влияние на руководство, и это могло стоить Любе, как минимум, рабочего места. Но она не останавливалась. Будь что будет!
Музыка все мягче, девушки все красивей, а выпивка все дешевле. Именно все так и должно быть. Ночь все глубже, настроение все выше. А ведь Дима чуть ли не силой заставил себя «выйти в ночное». В клубе — чилятся, на танцполе — джемятся, все это так мелко, так пошло и, главное, бездарно. Были такие мысли, они зудели, роились в голове как сонные пчелы в улье. Зато сейчас все в полном порядке, модная меланхолия отпустила, хорошее настроение вернулось. Он даже на танцполе зажег. И в привате с девочкой побывает, всему свое время. Пока что эта девочка по имени Валенсия просто его развлекает, что-то рассказывает, приманивая мягкими ласкающими движениями. Девочка красивая, роскошная, Люба и рядом с ней не стоит.
Только вот почему-то он всех сравнивает именно с Любой. Может, потому что не может о ней забыть?.. А ведь уже две недели прошло, как они расстались. Казалось бы, теплые чувства должны были уже выветриться, а нет, все еще топорщится что-то в душе. И обида гложет. Он-то думал, что Люба чисто набивает себе цену, а она реально ушла от него. Вроде как на месяц, а скорее всего, навсегда. Не ищет она с ним встреч, не звонит, не дышит, что называется, в трубку.
Впрочем, он уже почти забыл о ней, девочка, сидящая рядом, скучать не позволяет.
— «Золотой Ключик» на соседней улице, может, они перепутали? — вдруг весело произнесла она, глядя на странноватую процессию.
Маскарадными костюмами, Мальвинами, хентай-девочками, живыми куклами «Барби», «Кенами» и прочими забавными зверушками никого не удивить, но все равно прикольно. Именно такие зверушки шумной компанией и занимали сейчас лаунж-зону по соседству. Все бы ничего, но Дима узнал синеволосую девочку, садившуюся в розовую «Мазду». Юбка пышная, многослойная и короткая. Белые чулки, туфли на шпильке. А ножки — длинные, стройные.
— Золотой ключик у меня, — поднимаясь, сказал Дима.
«Мальвина» стояла возле дивана и покачивалась в такт музыке. Она была так увлечена, что едва глянула на Диму, который чуть ли не в упор смотрел на нее. Пришлось взять ее за руку. Девушка дернулась, повернулась к нему. А губы у нее уже не черные, а такие же розовые, как ее «Мазда», с волнующим глянцем.
— Полиция нравов, старший лейтенант Голованов, — представился он.
— А что не так? — подскочил к ним паренек с красными глазами.
Судя по образу, персонаж из серии «куклы-монстры». Дима с презрением посмотрел на него, зато весело улыбнулся «Мальвине» и кивнул в сторону танцпола:
— Пойдем потолкаемся?
— Жиза! — «Мальвина» засмеялась, давая понять, что прикол оценен по достоинству. И сама взяла Диму под руку, увлекая его в эпицентр клубной жизни.
— Как поживает твоя розовая «Мазда»? — шепнул он ей на ухо, пока они пробирались сквозь толпу танцующих.
Девушка остановилась и, хлопая ресницами, повернулась к нему. Ну, пошутили, и хорошо, а под юбку зачем заглядывать?
— Я про твою машину, — уточнил он.
— Ты знаешь?
— Я же говорю, полиция нравов.
— Нет такой полиции.
— А дом восемьдесят восьмой есть.
Дима назвал район и улицу, где проживал Рома.
— Да, я там живу, — кивнула она.
— Я знаю.
— И… И чего ты хочешь?
Дима ничего не ответил, потянул девушку на танцпол, и они воткнулись в круг. Танцевать он умел, но «Мальвина» обошла его на первом же повороте. Он догонял, она ускорялась, они вошли в раж, вокруг них задымило, заискрило… С танцпола они выходили едва живые.
Ей было все равно, куда идти, и Дима взял курс на малый холл, где можно посидеть в тишине и спокойствии. На ходу он зацепил официанта, себе заказал цитрусовый «Камикадзе», девушке — «Клубничный Дайкири».
Они плюхнулись на мягкий диванчик, и Дима, взяв «Мальвину» за руку, проговорил:
— Давай рассказывай.
— Что рассказывать?
— Чем живешь, чем дышишь, мне интересно все.
— Что ты знаешь о теории большого взрыва? — в лоб спросила она.
— Как тебя зовут?
— Э-э… Лика…
— А большой взрыв не в космосе, большой взрыв — в головах. И центр вселенной там же. Сколько людей, столько и центров вселенной…
— Теория большого взрыва — это сарказм. Который изучают всерьез. А центр вселенной не может быть человеком, потому что люди смертные.
— Для бабочки-однодневки наш год — это уже целая вечность.
— Все равно не может.
— Может — и не такое. Сначала человек ощущает себя центром вселенной, а потом объявляет себя богом.
— И у тебя есть внутренний мир, и ты в нем — бог.
— У меня есть внутренний мир, — кивнул Дима.
— Тогда ты не полицейский.