Ведьмин коготь - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 18

Ну, всё. Больше она не могла этого терпеть! Силы кончились!

– Знаешь, лучше фальшивыми деньгами расплачиваться, чем этим… этим, что ты за пазухой таскаешь.

– Ты о чем? – Михаил склонился к Жене, растерянно вглядываясь в ее глаза. – Ты спятила? Помрачение ума настало от зависти?

– Это ты спятил! – крикнула Женя. – Это у тебя помрачение ума настало от жадности! Что ты выдумал?! Зачем ты всю эту чушь нагородил? Неужели ты веришь, что тебе дали груду золота? К кому ты попал? С кем связался?! Одно из двух: или ты в самом деле сошел с ума, или этот твой Верьгиз тебя… ну, не знаю, загипнотизировал, что ли! Неужели ты не видишь, что оформил не продажу дома, а дарственную на имя Павла Вячеславовича Абрамца? И расплатились с тобой никакими не сокровищами, а сушеным козьим дерьмом?!

Сырьжакенже, наши дни

Трапезников увидел, что стадо уже поравнялось с оградой. Пастух, щуплый, среднего роста, горбатый мужичок в малахае, снятом, такое ощущение, с самого деда Щукаря из шолоховской «Поднятой целины», щелкнул кнутом, останавливая своих подопечных, и глянул на Трапезникова с плохо скрываемой насмешкой.

– Ну что? – не выдержал и тоже усмехнулся Трапезников. – Неужели Верьгиз думает, будто я такой дурак, что поверил в этот его эротический бред про сексуально озабоченных коров?

Пастух на миг замер с приоткрытым от изумления ртом, а потом радостно захохотал, привалившись рядом с Трапезниковым к изгороди:

– Во-во, паря, ему то же самое говорил: хоть ты и Чертогон, Ромка, кому угодно голову заморочишь, а все ж не надо каждого встречного и поперечного дураком считать.

– Чертогон? – удивился Трапезников. – Это что, слово «Верьгиз» в переводе на русский?

– Нет, Верьгиз в переводе – волк, а Чертогон – прозвище, еще в детстве ему дали, – пояснил пастух. – Мы ж с ним дружки вот с таких пор! – И он повел ладонью низко-низко над землей, очевидно, обозначая собственный рост в детские годы. – Как Раиса его сюда к бабке Абрамец привезла, так и задружили. Да ты его спроси, знает ли он Гарьку Аверкина, он сразу скажет: это мой старинный друг! Гарька, Гарай, значит, – это по-нашему, по-эрзянски, а крещен был в Арзамасе Гавриилом. Но дружки меня все равно Гарькой звали. У нас тут у всех два имени, у эрзян, да и у русских. Колька Резаев на самом деле Куляс, Семен Пиксаев – Симдян. А у тебя второе имя какое?

– Да у меня одно имя, – пожал плечами Трапезников. – Ну и отчество еще. Александр Николаевич, будем знакомы!

И он шутовски шаркнул ножкой.

– Ага, по-нашему Саша-Николаша, значит, – хохотнул Гарька. – Мы ваших, русских, всегда так звали: вроде и по имени-отчеству, а вроде по-свойски. Но Ромка Верьгиз не позволял себя Ромкой-Пашкой звать, хотя он по батюшке Павлович! Впрочем, у него, Верьгиза, настоящее имя Павел, а промеж себя мы его чаще звали Чертогоном.

Трапезников только глазами хлопал. Забавно, конечно: Чертогон с чертовым когтем на шее! Но даже вообразить невозможно, чтобы вальяжный черноглазый красавец Верьгиз мог быть другом этого невзрачного пастуха, а главное – что они ровесники! Верьгизу не больше тридцати пяти. Этот дядька тянет на полтинник… Да, детство Гарькино осталось очень далеко, жизнь его крепко поломала!

– Волк, говоришь? – задумчиво повторил Трапезников. – Да еще и Чертогон?.. Интересное прозвище у твоего друга детства… Говорящее! И как он чертей гоняет? От людей или наоборот?

Сам не знал, почему так сказал. Сам не знал! Но морщинистое личико Гарьки оживилось, глазенки вспыхнули восхищенно:

– Да ты в корень зришь, паря! С тобой он пролетел, ох, пролетел! Я его предупреждал: не всё черту везет, иной раз и мордвинником отстегают!

Заглянул в изумленные глаза Трапезникова, ухмыльнулся и пояснил:

– Мордвинник – это у нас так чертополох называется.

– Понял, – кивнул Трапезников. – То есть со мной он пролетел. А раньше ему удавалось кого-нибудь с влюбленными коровами обдурить?

Гарька так и зашелся хохотом, аж закашлялся. Пришлось похлопать его по горбатой спине, причем Трапезников обнаружил, что это никакой не горб, а просто жесткий брезентовый плащ, слишком длинный для малорослого Гарьки, собирается грубой складкой.

– Да нет, не с коровами, но удалось! – захлебываясь от смеха, рассказал Гарька. – Такой на днях дурень приехал из Нижнего, ну сам напрашивался, чтобы его вокруг пальца обвели. Да еще ему бабка Абрамец показалась, поговорила с ним, так что он уже готовенький к Верьгизу пришел, его голыми руками бери и дури!

Гарька снова захохотал, да так заразительно, что Трапезников, мало чего понявший в его рассказе, тоже засмеялся.

Вдруг пастух насторожился, оборвал смех и вцепился в руку Трапезникова своими холодными корявыми пальцами:

– Слышишь?

– Слышу мычание, – констатировал развеселившийся Трапезников. – Так сказать, чья бы корова мычала!

– Да они что, спятили?! – испуганно воскликнул Гарька. – Зачем Чипаню сегодня выгнали!

– А что с ней не так, с этой Чипаней? – поинтересовался Трапезников, вглядываясь в дорогу, все еще занавешенную туманным облаком, из которого доносился дробный топот.

– Да у нее когда охота, она бесится – не унять! – воскликнул Гарька. – С другими коровами дерется, мы ее во время охоты в стадо никогда не пускаем! Эй, поберегись!

В первую минуту Трапезников решил, что это относится к стаду, потому что из тумана вырвалась крепкая белая в черных пятнах корова, от которой прочие животные испуганно отшатывались. Видимо, это и была Чипаня. Распугав своих товарок, она повернулась и кинулась к загородке, около которой стояли мужчины.

– Тикай, Саша-Николаша! – взвизгнул Гарька, перелетая через изгородь и кидаясь наутек. – Я ее не удержу!

Трапезников растерянно моргнул, перевалился через изгородь далеко не так ловко, как Гарька, и замер, поджидая дальнейшего развития событий. Долго ждать не пришлось: Чипаня в мощном броске проломилась сквозь ограду и, наклонив рогатую голову, кинулась на него!

– Тикай! – снова завизжал Гарька, и Трапезников, резко повернувшись, бросился наутек.

Впереди лежала луговина, до леса было довольно далеко, и Трапезников вдруг сообразил, что от прыткой Чипани ему не убежать. У него две ноги, а у нее четыре! Но поодаль темнел стог, и Трапезников ринулся к нему.

Стог был довольно высок, но, разбежавшись, Трапезников с силой оттолкнулся, подпрыгнул, пролетел вперед и смог ввалиться если не на самую вершину стога, то довольно близко к ней. Однако тотчас сполз почти до земли вместе со слежавшимся, скользким сеном. Начал отчаянно вцарапываться в него – и вдруг задел рукой какую-то жердь.

Это было похоже на чудо!

Жердь стояла довольно прочно. Трапезников вцепился в нее и забросил тело на вершину стога. Откуда-то, из какой-то давно читанной книги, может быть, из той же «Поднятой целины», а не то из «Тихого Дона» или откуда-нибудь еще, пришло воспоминание о том, что в центре стога для устойчивости вбивают в землю кол, который называется стожар, а к нему – на всякий случай – диагонально привязывают еще несколько жердей. Видимо, за одну такую жердь ему и удалось уцепиться.