Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Кннига 3. Сын Ветра - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 83

...Линда рванула сеть, высвобождая ее для нового сражения, — и на девушек налетел тайфун, пурга, цунами! Вьюга белых рукавов, вспышки стальных молний. Жаркое дыхание самума обжигает лицо, град ударов сыплется отовсюду; вертится, сводит с ума опасный калейдоскоп. Какое-то время они с Региной держались. Сошлись спина к спине, превратились в отчаянный двухголовый, четырехрукий вихрь. Даже почудилось: отобьются! Одного Кавабату унесло взмахом шеста, другой кубарем покатился прочь, наступив на сеть, гадюкой скользнувшую под ноги...

— Я был зрителем, — пояснил Скорпион. — Я видел, как вы с госпожой Региной отбивались от Кавабаты, будь он проклят. Умоляю простить меня, Линда-сан.

— За что?

— Я видел и не вмешался. Понадобилось вмешательство наставника... Стыд — горький хлеб, после него мучит жажда. Если вы сейчас нападете на меня, вам будет стыдно до конца ваших дней. Не делайте этого, Линда-сан. И отпустите господина Бреслау. Отпустите его, пожалуйста.

— Чтобы его перехватили вы?

— Я этого не сделаю.

— Я вам не верю!

— Хорошо, допустим, мы сразимся. Допустим, вы даже убьете меня. И что же? Придет новый Скорпион. Вы убьете его, и опять придет новый. Мы сильны не боевыми навыками, Линда-сан. Мы сильны тем, что никогда не отступаем. И всегда доводим начатое до конца.

— Приходите! Я буду ждать!

— Если я скажу, что не посягаю на вашего подопечного, вы мне поверите?

— Нет!

— Почему же? Не потому ли, что сами посягаете на него?

— Замолчите! Бреслау, он лжет! Не слушайте его!

— Ага, значит, слух вы ему оставили. Бреслау-сан, я явился по делу Регины Ван Фрассен. Открылись новые обстоятельства, я хотел бы задать вам ряд вопросов. Вам не следует бояться меня...

— Он лжет!

— Извините, Линда-сан. Я не могу допустить, чтобы ваша служба взяла господина Бреслау под полный контроль. Мне нужны ответы, а в этом случае я к нему больше не прорвусь. Я не переоцениваю свои силы. Я также не намерен мучить родных и близких господина Бреслау. Нужда в этом отпала. Сейчас я готов защищать вашего подопечного от всех, даже от вас. Позвольте нам побеседовать, и я сразу же уйду...

— Уходите немедленно!

— А что, если я скажу, что ваша подруга, возможно, жива? Что господин Бреслау скрывает правду от нас обоих? Не за этой ли правдой вы посетили его память? Павильон Шести Сомнений, Линда-сан!

— Павильон?

— После того поединка на Сякко наставник пригласил вашу подругу в павильон Шести Сомнений. Сейчас мы с вами находимся в этом павильоне. Шесть, шестьсот, шесть тысяч сомнений! Хлеб стыда горек, не ешьте его.

— Убирайтесь! Или вас унесут в морг!

Воздух между двумя менталами искрил. Напряжение росло. Следя за оборонным периметром мозга Скорпиона, ожидая, что оборона вот-вот вскроется и в брешь, прямо на Линдины позиции, ринется атакующая конница под знаменами клана психиров Сякко, Линда на миг ослабила контроль над Тираном — не над базовой моторикой, но над речевым аппаратом, — и Ян Бреслау не преминул воспользоваться ее секундным промахом.

— Она жива! — заорал Тиран что есть мочи. — Говорю вам, она жива!

— Кто? — хрипло выдохнул Скорпион.

— Регина Ван Фрассен! Она под Саркофагом!

— У вас есть доказательства?

Ответить Тиран не успел — комиссар Рюйсдал восстановила контроль.

* * *

Стерва комиссарская!

Не надо было быть телепатом, чтобы ясно понять: комиссар Рюйсдал плевать хотела на любые, самые разумные доводы Скорпиона. Врал сякконец или нет, чего хотел на самом деле — все это не имело значения, потому что Линде хотелось драться. Какая-то травма детства, предположил Тиран. Юности?! Он не знал об энграмме схватки на Сякко, случившейся давным-давно, но жизненный опыт подсказывал, что комиссару Рюйсдал до чертиков хочется проверить свои силы в схватке со знаменитым Скорпионом, и хочется не просто так, с бухты-барахты.

Жизненный опыт — и слова сякконца:

«Я видел, как вы с госпожой Региной отбивались от Кавабаты, будь он проклят. Умоляю простить меня, Линда-сан. Стыд — горький хлеб, после него мучит жажда».

Жажда мучила комиссара по сей день — жажда боя.

Не в силах шевельнуть даже пальцем, Тиран смотрел, как Линда Рюйсдал разрывается между страстным желанием битвы, служебным долгом и любовью к внезапно воскресшей подруге. В иной ситуации, имей он дело не с телепатами, Бреслау попытался бы воспользоваться этим замешательством. В конце концов, он был вооружен. Да, хлеб стыда горек — чувствуешь себя беспомощней младенца, задыхаешься от злости, не имеющей выхода.

Левая рука Тирана лежала в кармане. Шевельнуть пальцем? Кажется, удача подслушала его мольбу — и снизошла. Два пальца ожили: средний и указательный. Чувствуя себя паралитиком, Тиран нащупал коммуникатор. Горячие сенсоры: тройка и семерка. Включить запись, хотя бы звук. Включить трансляцию по закрытому каналу. Отправить срочный вызов генералу Ван Цвольфу... Тройка и семерка, две простых цифры.

Тройка.

Палец потянулся к семерке и окаменел.

— Не надо, — предупредил Скорпион. — Не будьте опрометчивы, Бреслау-сан. У нас и так слишком много свидетелей.

— Не надо, — эхом откликнулась Линда. — Слишком много, да.

Они меня вырубят, с внезапной, испугавшей его самого радостью понял Тиран. Еще немного, и я превращусь в бревно, на время или навсегда, а они начнут выяснять свои сложные, свои запутанные отношения. Надеюсь, я доживу до того, чтобы увидеть победителя. Правда, не знаю, понравится ли это мне.

Гюнтер сидел на краю фонтана, когда это произошло.

Ночь выдалась душной. В городе шла вялая резня: кого-то убивали, кому-то мстили, кого-то под шумок грабили. Штурм посольства, к счастью, откладывался. Сюда, во внутренний двор, звуки долетали приглушенными, ослабленными, безобидными. Казалось, что в центре развлечений, расположенном двумя улицами дальше, крутят исторический боевик. Окна нараспашку, на соседей плевать. Тупик, думал Гюнтер, глядя на зарево, окрасившее черный холст небес. Натуральный тупик. Ну хорошо, Ларгитас нас услышал. Метод доктора Ван Фрассен сработал: связь была аховой, постоянно рвалась, но все-таки была. Мы чуть не сдохли, но ведь не сдохли? И что? Никто не успеет, никто ничего не сможет, а если сможет и успеет, так им останется разве что похоронить нас по-человечески.

Ага, по-человечески. Рога и копыта. Питекантроп. Джинн. Аскет с коброй на поясе. Стая криптидов. Нет, криптидов к тому времени съедят, хоронить будет некого. Да и кому взбредет в голову класть в могилу стаю хищных флуктуаций континуума?

Он не предполагал, что это получится. Он был теннисной ракеткой, взмахом ракетки, рукой, которая совершает удар. Был ободом, отлитым из чистейшего вопля; струнами, продольными и поперечными, обнаженными нервами, натянутыми до истерического звона, грозящими лопнуть в любой момент; рукояткой, выточенной из жилистой, упругой, мучительной боли всех этих безумных дней, своей и чужой. Был пружинистой страстью, стремлением выжить любой ценой, какую ни потребуют, и Регина Ван Фрассен бросала на эту страсть плотный мяч информации. Мяч уходил в полет по крутой дуге: дальше, резче, сильнее, чем можно докинуть просто так, одной силой мышц. В какой-то момент с ясностью, ошеломившей его самого, Гюнтер понял, что проиграл, что они все в проигрыше, что самое время сдаться, признать поражение, прекратить трепыхаться вхолостую, — и трамплин чувств укрепился ненавистью к себе, презрением к жалкой крысе, спешащей забиться в угол, нырнуть в канализационный сток. Эмпат-усилитель, целиком сосредоточившись на градусе чувств, усиливающих информационный посыл, он проморгал момент, когда им ответили. Что ответили? Нет, он не помнил. Запомнились потрясение, изумление, недоверие, восторг — фонтан детских беспримесных эмоций, хлестнувший в Саркофаг из-за Скорлупы. Как ее звали, эту девушку? Эльза, да, точно, Эльза. Фамилию Гюнтер не расслышал. Первое дежурство, это он уловил безошибочно. Первое дежурство, и такой подарок судьбы. Бреслау, кричала доктор Ван Фрассен, и Гюнтер вбивал ее крик в девочку Эльзу, как мяч в противника: слева, справа, с лету, подрезка, свеча. Свяжитесь с Яном Бреслау! Немедленно! «Да, — эхом неслось с той стороны Ойкумены, — да, сейчас же, конечно...» Я Регина Ван Фрассен, со мной кавалер Сандерсон. С нами его сын, Натху Сандерсон, запомните, не перепутайте — Натху Сандерсон, первый ларгитасский антис, это очень важно! А Гюнтер слышал, как умеют только эмпаты: «Да, я запомнила! Да, мне невероятно повезло! Я такая везучая, мне все будут завидовать, я единственная, уникальная, я пробилась за Саркофаг, Лора сойдет с ума от зависти...»