Юрий Чурбанов: «Я расскажу все как было…» - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Караулов cтр.№ 44

Помню, как я впервые увидел Рашидова. Обычный рейс Аэрофлота, я прилетел в Ташкент рано утром, — ну, кто же знал, что Рашидов приедет встречать меня прямо на летное поле? Никакой предварительной договоренности, никакого «протокола» между нами не было. Мы поздоровались, и я увидел перед собой обаятельного и интеллигентного человека, который очень уверенно чувствовал себя в роли первого руководителя республики. Я не раз слышал, как тепло и уважительно отзывался Леонид Ильич о делах Узбекистана. Когда Рашидов, выступая на пленумах ЦК КПСС, ставил перед Политбюро и Генеральным секретарем ЦК КПСС какие-то постановочные вопросы, обращался с принципиальными просьбами, они всегда находили у Леонида Ильича поддержку. Не думаю, чтобы зять Брежнева, приехавший с коротким визитом в Узбекистан, представлял для Рашидова какой-то интерес в плане личной выгоды для себя, — слишком высокое положение он занимал. И, повторяю, очень уверенно себя чувствовал.

От аэропорта к гостинице ЦК всего десять минут езды, в машине был самый обычный вежливый разговор — как долетел, как Москва… У Рашидова, по-моему, и мысли не было обращаться ко мне с какими-то личными просьбами. За коротким завтраком тут же, в гостинице, а потом, чуть позже, во время разговора в его служебном кабинете речь шла только о конкретной работе. Рашидов очень хорошо знал положение дел в своей республике, в том числе — и в органах внутренних дел. Были трудности — и он их не скрывал. Поэтому даже сейчас, уже основательно (как и все наши читатели) обработанный прессой, я все равно не могу поверить, что этот седой, внимательно всматривавшийся в своего молодого собеседника человек, заслуживший авторитет у своего народа, и был в республике, как «выясняется теперь», главным «мафиози». Недаром известный писатель О. Сулейменов недавно открыто говорил с трибуны, что Шараф Рашидов был верным сыном узбекского народа.

Кстати, здесь, в колонии, узбеки говорят то же самое. Как это объяснить? Я, например, не встречал человека, который бы взахлеб говорил об Усманхо-джаеве (он и сменил Рашидова после его смерти). Думаю, что такого человека надо еще хорошенько поискать, прежде чем он будет найден.

Та же участь постигла и Худайбердыева, бывшего Председателя Совета министров Узбекистана. Все узбеки, его знавшие, говорят в один голос: Худайбер-дыев вел затворнический образ жизни, был очень осторожен в общении с людьми и никогда не пошел бы — просто в силу своего характера, своей трусливости — на взятки.

А о Рашидове (даже после всех резко критических статей) в Узбекистане существует совсем другое мнение. Так же, кстати, как и в Азербайджане об Алиеве, только что избранном народным депутатом своей республики.

Что же, на мой взгляд, узбеки ценили в Рашидове прежде всего? При нем в Узбекистане был порядок. Они ценили его трудолюбие. Умеешь трудиться — так занимай соответствующую должность и работай. А потом, когда газеты стали кричать: «рашидовщина», «шарафрашидовщина»… и все это волнами покатилось из Москвы в Ташкент, из Ташкента в Москву… — слава богу, что эти волны хотя бы не натолкнулись на каком-то перегоне друг на друга…

О смерти Рашидова тоже полно домыслов и слухов. Чуть ли не тот же Алиев якобы, выполняя поручение Андропова, уговорил Рашидова застрелиться. Все это опять-таки полная чепуха, конечно. Рашидов умер своей естественной смертью. Он был в поездке по Узбекистану, и вот на пути в какой-то город (по-моему, Нукус) ему прямо в машине стало плохо, он попросил шофера остановиться, полежал в траве, но лучше не стало, они тут же примчались в первую попавшуюся больницу, в ней он и умер.

Я никогда не был в гостях у Рашидова дома и не знаю, как он жил. Только за завтраком успел заметить, что в еде он неприхотлив, скромен, любит обычную молочную пищу и чай. На столе стояло спиртное, но мы к нему даже и не притрагивались.

Ну вот, Рашидов меня встретил, приехали в гостиницу — обычная гостиница ЦК, номер «люкс», (две комнаты и ванная вместе с туалетом). Номер стоил где-то 7-10 рублей, все квитанции я оплачивал сам, так что тут Гдлян — даже он! — уже ничего не мог придумать. Короче, разместился в гостинице и уже через полтора-два часа я был в Министерстве внутренних дел Узбекистана, где и провел совещание с его руководящим составом. Я сразу сказал, с какой целью я приехал в республику, сколько дней намерен здесь провести, что меня интересует в первую очередь. Можно было бы, конечно, все это скрыть и нагрянуть, что называется, внезапно, но я считал, что это неправильно, серьезные люди так не работают; с моей стороны это все выглядело бы как неуважение и недоверие к органам внутренних дел республики. Поэтому мы условились сразу и обо всем. Трудились плотно, но бывало, конечно, что и по ночам (не для того, чтобы кого-то застигнуть врасплох, а просто в порядке наблюдения) требовалось поехать в какой-то отдаленный райотдел милиции и посмотреть, как он работает. Во время таких «визитов» не раз приходилось встречаться с расхлябанностью и с теми сотрудниками милиции, которые недобросовестно выполняли свои служебные обязанности. Натыкался я здесь и на пьяных. Можно было бы, наверно, и не ездить по ночам, не посещать все эти райотделы; но в том-то и дело, что когда смотришь на эту работу милиции в неурочный час, когда нет дневной лакировки, то многое… просто лучше видно.

Как же несли свою службу органы внутренних дел в Узбекистане? Все-таки — это Восток, узбекская милиция имела свои особенности, с которыми нужно было считаться: узбеки — люди ранимые, я бы даже сказал — обидчивые, разговаривать с ними на повышенных тонах нельзя. Да и служба, в общем-то, утомляла людей. Но если все-таки оценивать работу МВД Узбекистана, то здесь ситуация была не хуже, чем в других регионах. Более того, по отдельным показателям Ташкент и Ташкентская область имели очень неплохие результаты. Прежде всего — это оперативно-служебная работа. Показатели раскрытых преступлений в Узбекистане были намного лучше, чем в других городах страны. А такие вопиющие случаи, когда пьяные милиционеры сами совершали преступления и, допустим, кого-то убивали — так такие примеры можно найти где угодно, в любом регионе. Узбекская милиция здесь ничем не отличалась, скажем, от таджикской — я уже говорил, что мы по всей стране сталкивались с тем, что наши милиционеры убивали людей, насиловали женщин, стреляли или — по пьянке — стрелялись сами, все это было. Но, повторяю, не только в Узбекистане.

И если кто-то думает, что милиция — это такая организация, где все должно быть только «по струнке», тот глубоко ошибается. Нет, милиция — это живой организм. Сейчас, к слову, в органах МВД появились даже свои собственные профсоюзы. Что предшествовало созданию этих профсоюзов, какая тут подоплека — я не знаю. Но мне-то кажется, что органы внутренних дел есть, прежде всего, боевая единица, а нужны ли ей профсоюзы — я глубоко сомневаюсь.

Теперь о том, как же все-таки меня принимали узбеки. Вот, например, как воспринимал мой приезд в Узбекистан бывший начальник Ташкентского УВД Сабиров — опытный, боевой генерал с хорошей репутацией. Он говорил: «Я боялся подходить к генерал-полковнику Чурбанову. Он был очень строг и не любил, когда к нему приставали с пустяковыми и глупыми вопросами». Это из его выступления на суде.

Другая деталь: ни с кем из этих узбекских генералов (кроме, допустим, министра, гостем которого я являлся) я ни разу в жизни не сидел за общим столом. И никаких совместных ужинов с выпивкой у нас не было. А если этого требовал долг вежливости, то за столом всегда был не я один, но и другие товарищи. Тот же Есин, первый секретарь Навоийского обкома партии, утверждал, что он дал мне крупную взятку, положив сверток с деньгами в бухарский халат, который он тут же, за столом, мне и преподнес. Газеты писали, что этот халат стоил баснословных денег.