Офицер: Офицер. Тактик. Стратег - читать онлайн книгу. Автор: Борис Орлов, Андрей Земляной cтр.№ 95

Санитар, бинтовавший руку поручика, вдруг отлетел на добрых полтора метра и рухнул наземь. Гжибовский вскинулся, схватился за пистолет, но тут же раздался тихий шепот:

– Rke do gry! Zamkniesz, kurwa, bo strzelam! ^[202]

Анджей увидел широкий ствол, замотанный бинтами, и понял, что перед ним тот самый красный снайпер, о встрече с которым он мечтал буквально час тому назад. Скрипнув зубами, он начал поднимать руки и… кинулся вбок, надеясь увернуться от выстрела красного. В тот же момент раздался харкающий глухой звук выстрела, что-то невообразимо тяжелое и невообразимо горячее ткнуло его в грудь, и Гжибовский завалился назад с пробитой грудью. Он еще дышал, когда залп его стрелков отшвырнул советского снайпера в сторону. К ним бросились подхалянцы из первого взвода, но тут зарычал пулемет красных, стрелки попадали, и больше Анджей не видел ничего. Никогда.

Вастьянов, увидел, как Лиса упала на спину, безвольно раскинув руки, и не выдержал. Вскочив и выпрямившись во весь свой немалый рост, Максим щедро полил бросившихся вперед поляков длинной, на весь магазин, очередью. Те залегли, и старший лейтенант поспешил последовать их примеру. Он рыбкой нырнул в частый кустарник и, проломившись сквозь мешанину веток, замер, ожидая дальнейших действий противника. Томительно потянулись секунды, и тут…

Грохот автоматных и пулеметных очередей с разных сторон не просто ошеломил, а прямо-таки деморализовал поляков. Свирин успел. Через десять минут все было кончено. Нескольких подхалянских стрелков, взятых живыми, уже допрашивали, гоня допрос в бешеном темпе, двое санинструкторов бинтовали Лисиной грудь и бок, а Вастьянов стоял навытяжку перед капитаном и докладывал о проделанной работе. Вот он закончил отчет и замолчал, ожидая реакции командира. Михаил помолчал, пожевал веточку:

– Всё?

– Да.

– Совсем всё?

Максим задумался, замялся. Но ничего нового не вспомнил и молча кивнул. Свирин вздохнул:

– Ну и дурак. А то, что усиленную горнострелковую роту в засаду завел – не в счет? Ладно. Летунов вызвали, сейчас паковаться будем.

…Внезапное и неспровоцированное нападение сил империализма с новой остротой ставит вопрос об обороноспособности Советской страны. Ученые и инженеры прилагают все силы для создания нового, еще более страшного для наших врагов оружия. Но рабочий класс всегда был важнейшей составной частью этой работы. Кто как не рабочий воплотит полет мысли ученых, и не даст жизнь бездушному куску металла? И кто как не рабочий должен сделать так, чтобы каждая копейка народных денег, потраченная на оружие, не была израсходована зря. Качество, народный контроль и производственная дисциплина – вот наши подвиги, и вот наша слава. Каждый бракодел – предатель и саботажник! Каждый не работающий над повышением своего профессионально мастерства – уклонист, а не соблюдающий трудовую дисциплину и нормы безопасности – преступник!

Рабочий класс, как передовой во всех отношениях, должен стать опорой всеобщей борьбы за качество и технологическую дисциплину, проводником и инициатором новых приемов труда и рационализаторских предложений…

Из статьи в газете «Знамя Труда»

от 25 ноября 1938 года

Полномочный представитель СССР в Италии Борис Ефимович Штейн был несколько удивлен приглашением американского посла Уильяма Филлипса, но принял его с невозмутимым видом. Собственно говоря, Борис Ефимович был готов услышать стандартный набор обвинений в адрес Союза ССР: развязывание войны, использование негуманных средств ведения боевых действий, et cetera, et cetera ^[203]. Эти стенания он уже неоднократно слышал на приемах в королевском дворце, на вилле Торлония – резиденции Муссолини, в Ватикане… Слышал, но не слушал. Во всяком случае, не принимал близко к сердцу. Так уж заведено от сотворения мира: тот, кого лупят, тот и воет, тот и плачется. Финны, прибалты, поляки – все они рассчитывали на легкую прогулку, а получили войну на уничтожение. Причем собственное уничтожение.

Штейн поерзал, устраиваясь в автомобиле поудобнее, удовлетворенно вздохнул. Сегодня утром пришло радостное известие о захвате Таллина. «Малой кровью, могучим ударом!» – промурлыкал он про себя. Вдруг он представил себе лица депутатов Рахвускогу и Рийгиноукогу ^[204], когда их, сонных и ничего непонимающих вытряхивали из постелей советские десантники и пинками и прикладами гнали по улицам, полуголых, ревущих от страха в здание парламента, где заставили проголосовать за немедленное свержение президента Пятса ^[205] и вступление в состав СССР. Видение чухонцев в ночных рубашках и колпаках, единогласно принимающих исторические решения, было столь реальным, что Борис Ефимович невольно фыркнул. Настроение резко улучшилось, и весь оставшийся путь до резиденции американского посла советский полпред проехал весело.

Уильям Филлипс принял своего советского коллегу радушно. Лично встретил у подножия лестницы, рассыпаясь в комплиментах, проводил на второй этаж. Где лично предложил выпить шампанского. Штейн не любил шипучих вин: в царской ссылке он изрядно испортил себе желудок, и теперь даже простая газировка вызывала резь в животе. Но отказываться он не стал и, слегка пригубив свой бокал, вопросительно посмотрел на гостеприимного хозяина. В миндалевидных еврейских глазах читался вопрос: «И что дальше?» Филлипс сделал чуть заметный жест ладонью: «Имейте терпение, коллега…»

– Господа! – провозгласил один из секретарей посольства, сегодня исполнявший обязанности личного секретаря посла. – Посол Республики Литва, его превосходительство господин Ренатас Норкус!

«Интересно, – подумал вдруг Штейн. – А если в Литве надумают переводить сказку Джеймса Барри “Питер Пен”, то как будут звать главного героя? Питерас Пенис?» От этих мыслей он снова, не удержавшись, фыркнул. Филлипс удивленно взглянул на советского полпреда, но тут открылись двери и в кабинет быстрыми шагами вбежал невысокий, чем-то похожий на крысу человечек. Он поздоровался с хозяином, а затем поклонился Штейну:

– Добрый день, господин полномочный представитель, – произнес он с легким акцентом. – Простите мое отклонение от церемоний и международных протоколов, но я вынужден сразу перейти к серьезному вопросу.