Сталин поморщился. «Марксизм – не догма, а руководство к действию!» – так сказал он сам, но вот теперь… Какая-то эсеровщина получается.
– Коба, я вот все думаю… – откуда-то, словно из-под земли, возник Берия. – Я вот думаю: эсеровщиной это все отдает, нет?
Иосиф Виссарионович слегка удивился. Нет, не тому, что Лаврентий подумал о том же самом, а тому, что он выразил свои сомнения его же словами. Огладил усы, чиркнул спичкой, раскурил трубку.
– Я думаю – нет, не эсеровщина. Я так думаю: эсеровщина – это бессмысленный террор. Это когда неважно, сколько людей пострадает и к каким последствиям приведет. Вот что такое эсеровщина, Лаврентий. А то, что предлагает твой сотрудник, – Сталин намеренно слегка поддел Берию, прекрасно знавшего, что Осинфбюро подчиняется ему лишь номинально, – это совсем не эсеровщина. Это совсем другое. Я так думаю. И вспомни, Лаврентий, куда тянулись все ниточки от смертей Кирова и Куйбышева. – Вождь пыхнул трубкой, выпустив клуб ароматного дыма. – Очень верно заметил товарищ Новиков: дозированное, тщательно рассчитанное удаление ключевых личностей – метод политической борьбы. Возможно, даже классовой борьбы.
Тут Вождь замолчал, потому что прямо перед ним с шумом и треском выскочили из кустов Тимур и Серго. Молнией проскочили они через аллею и исчезли в зарослях. Через мгновение за ними выскочил потный и красный Василий. Он тоже намеревался проскочить через аллею и догнать обидчиков, но увидев отца, внезапно присмирел и остановился. Сталин поманил его к себе:
– Вася. Сейчас к нам приедет в гости один человек, – произнес Иосиф Виссарионович, не глядя на сына. – На твоем месте я бы постарался познакомиться с ним поближе. Если бы был на твоем месте… Пойдем, Лаврентий.
Василий замер, переваривая услышанное, а Сталин и Берия тем временем ушли в дом. Сыну Вождя нечасто доводилось получать от отца такие конкретные приказы. Говоря по правде, парень редко видел своего великого родителя, даже слишком редко. И потому после минутного раздумья Василий отправился к Власику, узнать его мнение о странном госте.
Новиков чувствовал себя не в своей тарелке. Одно дело общаться с сильными мира сего по службе, так сказать по делу, и совсем другое – общение в неформальной обстановке. В голове вихрем роились рассказы о том, как Сталин подпаивал и даже специально спаивал своих гостей, как хитро вел застольные разговоры.
– Кир, приехали, – сообщил Петр, сидевший, по обыкновению, за рулем. – Доставай спецпропуск.
Кирилл протянул в окно крепышу с кубарями сержанта госбезопасности пропуск на дачу Сталина. Тот принял плотный листок картона, не спуская глаз с Новикова, и протянул документ куда-то назад. Там, в полутьме караульной будки, кто-то невидимый изучил пропуск и вернул его охраннику, а тот в свою очередь – Кириллу. Улыбнулся одними губами:
– Все в порядке. Выйдите из автомобиля, пожалуйста.
У них забрали оружие, после чего Новикова и Вольского быстро, но качественно обыскали. Хотя «качественно» – это только по меркам тридцатых годов двадцатого столетия.
Затем также быстро и грамотно досмотрели машину, после чего все тот же сержант сказал:
– Попрошу освободить шоферское место.
Петр без звука перебрался на заднее сиденье, а другой крепыш с петлицами младшего лейтенанта госбезопасности уселся за руль. Л-1 тихо фыркнул двигателем и неспешно покатил по тенистой еловой аллее. Кирилл с любопытством обозревал знаменитую Ближнюю дачу, о которой в его время ходило столько легенд. Но ничего особенного он не увидел, доводилось ему видывать особняки куда богаче, да и попросторнее. Разве что само здание было на удивление органично вписано в пейзаж и окружающий его парк. «Сейчас так не умеют, – ехидно подумал Новиков. – Культура не та». И тут же беззвучно засмеялся сам над собой: как раз сейчас это умели, а вот в будущем… Впрочем, если он постарается – это будущее вообще не наступит. Только нужно очень стараться.
Автомобиль тем временем остановился на площадке рядом с другими машинами. Тут были и роскошные «паккарды», и похожие на «Ленинград» бьюики, и фордики, и даже бог весть как попавший сюда потрепанный «фиат». Кирилл не успел задуматься о тех неведомых путях, которыми детище солнечной Италии попало на территорию Союза Советских Республик, когда младший лейтенант нажал на тормоз и произнес безо всякой интонации:
– Приехали, товарищи командиры. Вам туда, – и он показал Кириллу рукой на неширокую дорожку, засыпанную мелко крошенным кирпичом. По бокам дорожка была отбортована таким же кирпичом, только целым, и Новиков приятно удивился, рассмотрев, как аккуратно выложены красными брусками водоотводные канавы вдоль дорожки. «Красиво, – оценил он. – И чего же потом такое забыли?»
Должно быть, Петру такое было не в диковинку, потому что он, не обращая внимания на «дорожное покрытие», бодро зашагал куда-то вместе с младшим лейтенантом, а Кирилл пошёл по дорожке.
Сказать по правде, Василий Сталин Власика не любил. Потому что не за что было его любить, в отличие от его предшественника Паукера
[26]. Дядя Карл был веселый, неистощимый на всякие забавные выдумки, проделки и розыгрыши. Даже Деда Мороза на елке играл. Его было за что любить. А вот Власика, которого Паукер дразнил «пупком» – не за что. Строгого белорусского крестьянина, ругавшего за любые, даже самые мелкие провинности, Василий не то чтобы боялся – он вообще никого, кроме отца, не боялся! – но не любил. Однако уважал. За твердость характера, за физическую силу, за умение настоять на своем, за умение стрелять без промаха, за удивительную практичность и крестьянскую сметку. А еще – за умение мгновенно и почти всегда безошибочно разбираться в людях. Потому-то узнавать об удивительном госте сын Вождя отправился именно к нему: если Николай Сидорович хоть что-то про этого человека расскажет, значит – так оно и есть.
Власик отыскался возле кухни, где он за что-то «песочил» двух поваров-армян, одновременно плотоядно посматривая на крутые бока и высокую грудь крутившейся рядом молодой чернявой подавальщицы. Увидев сына Хозяина, он тут же оставил свои дела и, точно огромный преданный пес, шагнул Василию навстречу:
– Да, Василий?
Паренек проводил глазами соблазнительную фигурку брюнеточки-официантки, но тут же настроился на серьезный лад и пристально посмотрел в лицо своему собеседнику:
– Николай Сидорович, а что за человек такой сегодня приехать должен? – И, увидев, как непроизвольно дернулся взгляд Власика, поспешил пояснить: – Мне отец о нем сказал. И еще сказал, чтобы я с ним поближе познакомился.
Николай Сидорович задумался. Как объяснить пятнадцатилетнему парню причину слов его всесильного отца, ничего толком не объясняя? Напрямую не скажешь: подписка такая, что в случае чего, пощады никому не будет. А как не сказать, когда Сам просветил сына, хотя, по своему обыкновению, и намеком.